Закадычные друзья
Шрифт:
Жаль, что писатель из меня никудышный, мне даже слов не хватает, чтобы описать этот разгул стихии и все наши страхи и переживания. Я сидел и мучился над этими строками, пока не вспомнил, что что-то подобное я уже где-то читал. Ну, да, у Пушкина в «Капитанской дочке». Я открыл книгу, вот это место. Пушкин описывает, как Гринёв попал в пургу и что из этого вышло. Если вы в пушкинское описание вместо «снег» вставите «дождь», а вместо «метель» – «буря», вместо «лошадей» – «лодку», то вы сразу же поймёте, в какой ситуации оказались мы.
«Ветер
и вдруг повалил хлопьями. Ветер завыл; сделалась метель. В одно мгновение темное небо смешалось со снежным морем. Всё исчезло. Ветер выл с такой свирепой выразительностию, что казался одушевленным; снег засыпал меня и Савельича; лошади шли шагом - и скоро стали».
Правда, у Пушкина лошади встали, а нашу лодку несло неизвестно куда, волны перехлёстывали через край, грозя полностью захлестнуть её.
– Шурка, – немного придя в себя, закричал я, – поворачивай лодку носом к ветру, а то её может перевернуть.
Я прочёл много книг о морских путешествиях и точно знал, что опытные моряки никогда не подставляют борт волне, а ещё в моём мозгу пробежало много ненужных мыслей, вычитанных в тех книгах. Ну, например, как погасить волны с помощью масла, или когда надо рубить мачты во время шторма. Шурик был на вёслах, он и сам уже начал поворачивать лодку, налегая на левое весло. Я кинулся к нему, чтобы перехватить правое, не нужное при этом маневре, но не успел. Бешеный порыв ветра подхватил его, сломал словно спичку. Оторванная лопасть описала какую-то замысловатую дугу, ударила Веру, сбила её с банки и улетела в озеро. Рукоятку весла тоже вырвало из уключины. К моему ужасу она пролетела мимо меня и своим изломом впилась Вере в ногу. Когда я подполз к ней, она лежала без сознания, из страшной раны в ноге струёй била кровь.
Глава четырнадцатая
Всё это произошло так стремительно и неожиданно, что я на какое-то мгновенье впал в ступор. Не скрою: я смертельно испугался, потому что подумал, будто с Верой произошло что-то ужасное. Я даже сейчас не хочу упоминать то страшное слово, которое в первую же секунду пришло мне в голову. Я что-то кричал, плакал и совершенно ничего не соображал. Но уже через мгновенье я вспомнил, чему нас всё время учила Вера: первым делом надо остановить кровотечение, а для этого правильно наложить жгут. К сожалению, жгута под рукой не было, он находился в рюкзаке у Анны Павловны. Мы почему-то не предусмотрели такую ситуацию. Все были уверены, что наши пути никогда не разойдутся, а поэтому нужды в нескольких аптечках не было.
Рана казалась большой и страшной, с рваными краями. Я старался не смотреть на неё и видел только вытекающую из неё кровь. «Жгут можно сделать из любого подручного материала, – пронеслось в моей голове, – конечно можно, для этого подойдёт моя майка». Я быстро скинул её, разорвал пополам, одну половину скрутил и начал перетягивать
– Шурка, – сквозь вой ветра и шум волн позвал я друга, – иди к Вере, а я сяду на весло. Ты уже, наверное, измучился.
Я промолчал о том, что лучше уж мучиться с этим веслом день и ночь, чем наблюдать за страданиями закадычного друга, не зная, чем можно помочь ему.
А ветер и дождь не стихали, высокие волны кидали лодку из стороны в сторону, грозя каждую секунду перевернуть её. Честное слово, я не боялся за себя или Шурку, если бы Вера была здорова, я бы не боялся и за неё. Втроём, я думаю, мы сумели бы выбраться на берег даже в самую дурную погоду.
И вдруг в самую последнюю секунду этих размышлений я почувствовал, что лодка затормозила свой бег. Я оглянулся и с радостью понял, что мы въехали в прибрежные заросли камыша. Весло уже спокойно доставало дна и, воспользовавшись им, как шестом, я погнал лодку дальше всё ближе и ближе к берегу. Правда, далеко продвинуться не удалось, путь преградили настоящие дебри прибрежной растительности. Но это нас всерьёз не расстроило, теперь-то мы были уверены, что по любому доберёмся до берега.
Шурка спрыгнул в воду:
– Здесь уже не глубоко. Надо протоптать тропинку, чтобы перенести Веру на берег.
Я тоже хотел спрыгнуть за ним, но Шурик прикрикнул на меня:
– Останься с Верой, я и без тебя протопчу.
– Ты что, Шурка, вдвоём быстрее.
– Оставайся с Верой, а вдруг что-нибудь случится. Он махнул рукой и пошагал прочь, ломая руками и ногами камышовые заросли. В другое время я бы обязательно сказал ему, что он пробирается сквозь чащу, как толстопузый бегемот.
– Саша, – услышал я слабый еле уловимый девичий голосок.
– Вера, Вера, – обрадовался я, – это ты? – Я повернулся к ней. Она всё ещё лежала с закрытыми глазами, но губы слегка, чуть заметно в этой проклятой мгле, шевелились. Я понял, что она что-то хочет сказать.
– Вера, – я наклонился к ней, ты помолчи, не говори, не теряй силы. Лодку уже прибило к берегу. Сейчас Шурик протопчет тропинку, и мы перенесём тебя туда. Не знаю, слышала ли она меня, но мне всё равно хотелось говорить ей самые хорошие слова, что бы обнадёжить, вдохнуть в неё новые силы, которые помогли бы бороться с недугом.
Усталый, но довольный вернулся Шурик.
– Берег тут недалеко, метров двадцать или тридцать, дорогу я проломал, что надо. Как Вера?
– По-моему, пришла в себя.
– Ну, слава богу, – он говорил солидно, сознавая, что ребячеству в настоящей ситуации нет места. Мы с ним понимали, что, несмотря на то, что мы победили стихию, ещё не всё кончено. У нас на руках был тяжело раненый товарищ, которого надо без промедлений доставить в больницу. Как это сделать, ни он, ни я ещё не знали.