Закаспий
Шрифт:
Войдя в город днем со стороны кладбища, Феоктистов оказался близ шерстяной фабрики Стукена и К°, окруженной сплошь глинобитными времянками, в которых жили фабричные рабочие и железнодорожники. Район этот чем-то напоминал асхабадскую Хитровку, но дома тут были гораздо беднее и лепились по обеим сторонам реки Мургаб. Феоктистов без труда отыскал дом Шестакова. Здесь он не раз бывал в предреволюционные годы. Здесь в октябре, когда красноармейские полки уходили из Мерва, прощаясь с Шестаковым, он наказывал ему ни в коем случае не прекращать подпольную работу и, по возможности, сообщать обо всем, что происходит в Мерве, в штаб
– Фу ты, ну ты!
– обрадовался Шестаков, встретив на пороге Феоктистова.
– Ну, прямо кочегар с паровоза! Проходи, погутарим.
– Они вошли в комнату, в которой на оклеенной газетами стенке тикали ходики, и сели к столу.
– Садись, подзаправься малость. Рису тут я недавно раздобыл... каша уж больно сытная.
– Спасибо, Сергей, не откажусь, проголодался за дорогу.
– Ты прямо в кон, - сказал Шестаков, глядя на Феоктистова, принявшегося орудовать деревянной ложкой.
– Опоздай на два дня - пришлось бы тебе ждать меня бог знает сколько. Послезавтра отправляюсь в Асхабад с тремя товарищами. Фунтиков созывает на сход. С мобилизацией у него туго идут дела, вот и решил он собрать железнодорожников, чтобы посодействовали ему.
– Ишь ты, дрянь какая!
– усмехнулся Феоктистов.
– Ну что ж, поедем, посмотрим на его сход. Там, надеюсь, есть где остановиться?
– Там давно ждут... Есть конспиративное местечко в рабочей слободке за железной дорогой. Ты не беспокойсь, все будет хорошо. Главное тебе Теджен да Каахка проскочить, а там, как говорится, встретят и разместят. Эх, были бы у тебя какие-либо документишки!
– Есть, не беспокойся. Паспорт у меня с фунтиковской печатью. Федоров теперь я.
– Ну, тогда, считай, дело сделано.
Через день, к вечеру, выехали. К паровозу прицепили один вагон. В нем разместилась мервская делегация железнодорожников - три человека, и тридцать служащих, - эти отправлялись встречать новогодний праздник в Асхабад. Люди солидные, при чинах. Ни в Теджене, ни в Каахка строгой проверки не было. Два английских солдата и белогвардеец заглянули в одинокий вагон, посмотрели на спящих в купе и удалились. А к машинистам даже не поднялись. Шестаков перекрестился:
– Слава тебе, господи, пронесло. Поехали дальше...
В Асхабад прибыли на рассвете. Пассажиры высадились из вагона, зябко ежась, побрели через перрон в город. Было сыро от беспрерывных холодных зимних дождей. В тусклом свете фонарей сверкали на перроне лужи, на ступеньках стоял часовой, держа винтовку у ноги. Феоктистов, слезая по металлической лесенке с паровоза, на какое-то время ощутил дрожь в теле от этой неприветливой и настороженной обстановки.
– Шагай через
– Прибыли в самый раз - сейчас все дрыхнут, никто не увидит, кто к кому идет и по каким делам.
Скользя по мокрой тропинке, они вскоре вышли на узкую улочку и зашагали мимо дворов, забираясь все глубже и глубже в поселок. Дом Морозова стоял в самом последнем порядке - дворы тут выходили на пустырь и были огорожены глиняными заборами. Не доходя до морозовского дома, Шестаков потянул Феоктистова за руку и они свернули в пустой, заросший бурьяном и колючкой двор. Хижина и сараи тут были забиты досками. Шестаков пояснил:
– Тут никто не живет. Старик какой-то жил - умер. Теперь одни мыши... Шагай за мной...
Они пересекли двор, свернули налево к забору, подлезли под него и, пригнувшись, приблизились к крыльцу. Шестаков поднялся на веранду, постучал в окно. Вскоре вышла хозяйка, затем сам хозяин.
В доме было тепло и пахло обувью. Снимая сапоги, Феоктистов разглядел в темноте несколько пар сапог и ботинок, усмехнулся:
– Выходит, мы тут не первые? По меньшей мере двое опередили нас. Сапоги у порога раскидали, ну и конспирация.
– Ничего, в случае чего - успеют надеть, босиком на мороз не выскочишь, - добродушно отозвался хозяин, приглядываясь к гостю при зажженной свече.
– Это тот, кого вы давно ждете, - пояснил Шестаков.
– Товарищ с той стороны...
Тотчас из соседней смежной комнаты, вышли двое. Знакомясь, назвались кизыларватцами. Феоктистов представился как Федоров, но тотчас был узнан.
– Оно, конечно, так ловчее, - сказал один из кизыларватских.
– Я тоже переменил фамилию на Баранова, но вы-то должны меня помнить по областному съезду. За вас, товарищ Феоктистов, я голос свой отдал...
– Как! Неужели Феоктистов?
– оживился хозяин дома.
– Тот самый, председатель чарджуйского Совдепа?
– Ладно, товарищи, спасибо, что не забыли, - Феоктистов усмехнулся.
– Но если Фунтиков меня узнает, тогда беда. Черт побери, гримировался - и так, и сяк... Усы сбрил, волосы обрил наголо, робу кочегара напялил, а все равно узнали.
– Ничего, в обиду не дадим, - уверенно пообещал Морозов.
– Обстановка складывается в нашу пользу. Если рабочие узнают, что сам Феоктистов из Чарджуя приезжал, - сил у них и уверенности десятикратно прибавится... До общего митинга два дня. Может, сегодня вечером, с наступлением темноты, и соберемся - обговорим, как да что?
– предложил Морозов.
– Вам виднее, - Феоктистов развел руками.
– Ждать и откладывать, конечно же, нет нужды.
– Тогда располагайтесь и отдыхайте.
– Хозяин ввел Феоктистова и Шестакова в гостевую комнату.
– Кровать на всех одна... Спать будете на полу.
Вечером пришли Кадыгроб, Зотов и Лесовский. Никто не ожидал приезда Феоктистова, и все были удивлены и обрадованы приятной неожиданностью. Увереннее повел себя и сам Феоктистов.
– Ну что ж, товарищи, ближе к делу. Во-первых, самый горячий большевистский привет от Паскуцкого, Иванова, Окунева, Панасюка, Мжельского, Бухаренко, Гайвандова... Боевые ваши друзья и товарищи помнят о вас и надеются на вашу помощь фронту. Надо действовать, и не украдкой, а выступать с оружием... Впрочем, я хотел бы услышать о ваших действиях от вас, Иван Романыч, вероятно, вы руководите подпольем? Доложите обстановку.