Закат Аргоса
Шрифт:
— Почему? — удивилась женщина.
— Я убью киммерийца, — заявил лэрд, — но для этого я должен подготовиться к схватке — он достаточно опасный и сильный противник.
Тогда же Ринальд послал одного из своих слуг за Айганом с настойчивой просьбой немедленно приехать. Его друг не заставил себя дожидаться.
— Ну, парень, какие дела? — весело спросил он, спешиваясь и заключив Ринальда в объятия, — скучно стало или помощь нужна?
— Нужна, — подтвердил рыцарь. — Придется тряхнуть стариной, упражняясь в бое на мечах.
— Ого! Да ты, никак, намерен кого-то прикончить? — сообразил Айган.
— Намерен. Аквилонского короля.
Прежде чем
— Я вызову этого пса на поединок, — мрачно закончил он. — И да хранят меня боги.
— Точно, — согласился Айган. — помощь богов — это как раз то, что тебе очень понадобится, потому что на меня можешь не рассчитывать. То, что ты задумал — безумие чистой воды, к королю тебя никто и близко не подпустит, а головы тебе на плечах не сносить за один только этот вызов.
— Он будет драться со мной! — воскликнул Ринальд. — Будет! И я смогу победить, потому что правда на моей стороне. Самозванец не должен оставаться на троне. Может быть, я и на свет родился только ради того, чтобы восстановить справедливость и законную власть в Аквилонии.
Айган только вздохнул, уразумев, что дело серьезно. Лэрд всегда отличался отменным упрямством и от задуманного не отказывался, хотя подчас его идеи вступали в противоречие со здравым смыслом и диктовались скорее великими страстями, единственно и способными возводить душу до великих дел. Умеренные страсти — удел заурядных людей, а лэрда Ринальда можно было назвать каким угодно, но только не заурядным. Верный Айган множество раз вместе с ним пожинал плоды его склонности доводить всё до предела и идти до конца, и понимал, что, похоже, пожизненно обречен этим заниматься, едва только Ринальда озарит очередная благородная идея служения некоему важному делу, в которое он тут же ввяжется сломя голову и не думая о последствиях, о том, что высокие идеалы слишком часто имеют свойство с треском рушиться, погребая душу под своими печальными обломками.
Надеяться на то, что лэрд изменит принятое решение, было бессмысленно, а покинуть его Айгану совесть не позволяла, и вот более двух лун кряду он, терзаемый наихудшими предчувствиями, сражался с Ринальдом в учебных поединках чуть ли не с восхода до заката солнца. Но и этого лэрду показалось мало. Он сообщил другу, что намерен продать поместье и до турнира жить в монастыре.
— Но зачем? зачем?.. — в отчаянии спрашивал Айган. — тебя что, гонят отсюда?
— Я так решил, — отрезал Ринальд. — У меня с братьями один путь, и мы должны держаться вместе.
Полученные за свои земли деньги он вручил Дэйне, которая и вдохновляла его на «великий подвиг во имя Аквилонии».
Волей-неволей, нравилось ему это или нет, Айган оказался втянутым в заговор. Признаться, ни сам Эвер, ни его приближенные с самого начала не вызывали у него особых симпатий, на Айгана высокие слова не производили впечатления, а вся затея казалась безнадежного однако он поставил условие: на бой выйдет не обязательно Ринальд. Они с другом станут тянуть жребий, а там уж как судьба распорядится.
И она распорядилась…
Один из «братьев» отправился в Тарантию, чтобы отвезти Конану свиток, скрепленный личной печатью лэрда, в котором Ринальд, изложив все резоны, коим согласно киммериец не имел никаких прав на трон и должен был отречься от престола в пользу истинного наследника или же защищать свое царствование и честь на турнире, король ответил согласием сразиться.
Чем всё это закончилось, уже известно, узнав о случившемся, Эвер и Дэйна тут же покинули Аквилонию и обосновались в Аргосе, изменив имена и наскоро сочинив легенду о своих злоключениях в Гандерланде. Успокоившись и осмотревшись, Дэйна решила начать всё сначала. Если ее мечты об аквилонском престоле рассеялись, как мираж, отчего бы не попробовать взяться за наступление на Мессантию? Чем она и занялась, для начала подробно разузнав о пристрастиях Треворуса и сделав все для того, чтобы им соответствовать…
«Не ленись искать неповторимую струну в каждом человеке», — говорил Ринальд, и этот совет Дэйна считала бесценным.
Глава XIX
Вести дела с Треворусом было делом сложным, и Конан в этом скоро убедился. Аргосский правитель то производил впечатление вполне нормального человека, то вдруг словно впадал в транс, ссылался на нездоровье и старался тут же уйти.
Подчас казалось, что он попросту не помнит того, о чем шла речь накануне, а то и всего несколько минут назад, да при том ему постоянно представлялось, будто все, даже слуги, за его спиной только и делают, что злобно сплетничают о нем. Треворус, судя по всему, по-настоящему давно уже не правил, переложив дела на плечи своих приближенных, беззастенчиво пользующихся его странным состоянием: очень удобно иметь королем человека, столь мало способного следить за тем, что творится в государстве, да и не испытывающего желания этим заниматься. Не нужно ни заговоров, ни дворцовых переворотов, ни хитроумных и опасных интриг, а всего лишь действовать его именем, но в собственных интересах.
При таком положении вещей оставалось только поражаться тому, как Аргос вообще еще не растащили по кусочкам!
Треворус был как-то избирательно мелочен, разграбленная нищая страна и опустевшая казна его волновали только время от времени, в моменты просветления, зато он мог придти в неописуемую ярость, обнаружив крошечное пятно на столовом приборе или небрежность в одежде слуги, воспринимая это как личное оскорбление: всё равно что на тонущем корабле более всего заботиться о случайном плевке, замеченном на палубе!
Сам Треворус вел до отвращения праведную жизнь, не имея ни единой наложницы и не употребляя в пищу ни мяса животных, ни вина.
— Одну траву жрет, — однажды проворчал Конан по этому поводу, — так немудрено и самому в барана превратиться!..
Корабли, входящие в порты Мессантии, беззастенчиво грабились курсирующими возле самого побережья пиратскими судами.
На улицах столицы грабежи и убийства стали также обычным делом и никого не удивляли, а стража запросто отпускала любого преступника, если тот мог от нее откупиться, да и трудно становилось различить стражника от разбойника, ибо воины больше всего заботились о том, как бы набить себе карманы… или просто не умереть с голоду — опустевшая казна не позволяла достойно оплачивать их службу.
Нищих в Мессантии было, кажется, больше, чем ремесленников! Селевые оползни смели с лица земли множество селений, жители которых толпами шли в уцелевшие города в поисках крова и хлеба, но ничего не обретали, пополняя бессчетную армию уличных попрошаек и воров. Аргосская армия также находилась в плачевном состоянии, можно сказать, ее и вовсе не было, если не считать легионерами скверно вооруженный и начисто позабывший о дисциплине, вечно полупьяный сброд, не способный вести боевые действия.