Закат на Босфоре
Шрифт:
«Что делать, что делать? – мысленно повторяла она. – Придется ехать с Ньюкомбом прямо к шефу…»
Шеф категорически запрещал ей появляться у себя и, в особенности, приводить к нему посторонних, но ситуация была такова, что других путей не осталось. Документы, которые раздобыл Ньюкомб, слишком важны, упустить их никак нельзя, а английский осел упирается и не хочет отдавать бумаги никому, кроме шефа.
Вскоре горничная появилась в дверях и громко объявила:
– Мистер Ньюкомб! Англичанин уже летел следом за ней.
– Как, уже четыре часа? – воскликнула Гюзель, бросив взгляд на циферблат.
– Кажется, – махнул
– К сожалению, он не смог приехать… – Гюзель пыталась тянуть время.
– Нет шефа – нет документов! – неожиданно резко произнес непредсказуемый англичанин.
– Почему же нет? – решилась Гюзель. – Мы сейчас сами поедем к нему! Нам понадобится лишь пятнадцать минут на подготовку.
– Куда же мы поедем? – спрашивал настырный англичанин.
– К доктору, – усмехнулась красавица.
Доктор медицины Хендрик ван Гулль, к которому с самого утра стремилась душа прекрасной Гюзели, действительно имел докторскую степень и служил в госпитале святой Агнессы. Но получил он эту степень в свое время в Йеннском университете в Германии, и звался он тогда Генрихом фон Кляйнстом.
Гюзель вызвала горничную и уединилась с ней в гардеробной. Через четверть часа девушка в светлом платье своей хозяйки, закрыв лицо вуалью, торопливо выбежала из дома, остановила проезжавшего извозчика и укатила. Гюзель, осторожно отодвинув угол занавески, следила за улицей. Как только горничная села в извозчичью пролетку и отъехала от дома, из-за столика уличной кофейни вскочили два молодых господина, подбежали к экипажу, стоявшему поблизости, и поехали вслед за первой пролеткой.
Гюзель опустила занавеску. Она была одета в простое бедное платье своей служанки, лицо закрыла чадрой. Вместе с удивленным и растерянным Ньюкомбом они вышли из дома, прошли два квартала. Оглянувшись, Гюзель убедилась, что за ней никто не следит, остановила проезжавшего извозчика и приказала ему ехать к французскому госпиталю святой Агнессы. По дороге она несколько раз осторожно оглядывалась. Слежки не было.
В госпитале Гюзель быстро отыскала нужного человека. Высокий широкоплечий врач с длинным лошадиным лицом и бесцветными голландскими глазами распекал за какую-то провинность молодую сестру милосердия. Увидев Гюзель (которую он мгновенно узнал, несмотря на бедное платье), врач высоко поднял светлые брови и быстро зашагал по коридору. Гюзель еле поспевала за ним; мистер Ньюкомб со своими длинными ногами почувствовал родственную душу. Врач прошел один коридор, второй, третий, спустился по лестнице, дошел до высокой, обитой железом двери с жизнерадостной надписью «Морг», вошел внутрь и наконец остановился. Резко повернувшись к Гюзели, он рявкнул:
– Я предупреждал, чтобы вы не появлялись здесь! Тем более не приводили сюда посторонних!
– Это мистер Ньюкомб, доктор ван Гулль, – сдержанно ответила Гюзель.
– Тем хуже для него!
– Простите, шеф, но я была в безвыходном положении. Мистер Ньюкомб достал для нас важнейшие документы…
– Копии протоколов предварительных переговоров русского комиссара Чичерина с представителями Кемаля Ататюрка! – гордо и обиженно произнес англичанин, давая понять этому неблагодарному и скверно воспитанному человеку, как он неправ, называя его, Томаса Алджернона Ньюкомба, посторонним и говоря о нем с таким пренебрежением.
Врач действительно взглянул на мистера Ньюкомба с интересом.
– Давайте! – протянул руку.
– Э, нет! – мистер Ньюкомб склонил голову набок, как умная гончая. – Сначала верните мне мою долговую расписку! Я очень рисковал, добывая для вас эти документы!
– Вот как? – произнес ван Гулль с недоброй усмешкой и шагнул к англичанину, опустив правую руку в карман.
В это мгновение обитые железом двери морга с грохотом отворились, и в проеме появилась металлическая каталка с очередным покойником. За каталкой шел плотненький коренастый санитар в длинном, не по росту, белом халате. Доктор ван Гулль раздраженно повернулся к нему и зло осведомился:
– Куда прешься без стука? Пошел вон!
Санитар нечленораздельно замычал, показав рукой на свой рот – мол, немой я, сказал бы, да не могу, – а потом ткнул пальцем в свою каталку. Врач скривился и махнул рукой:
– Ставь и убирайся!
Пока санитар пристраивал своего еще более немногословного клиента среди ему подобных, трое вполне способных говорить живых молчали: врач молчал зло и нетерпеливо, дожидаясь, пока санитар уйдет, освободив поле боя, мистер Ньюкомб молчал обиженно и раздраженно, дожидаясь достойного вознаграждения за риск и предательство священных интересов Британской империи, а Гюзель молчала потому, что уже догадывалась, какой оборот примут события через несколько минут.
Немой санитар оставил каталку, еще что-то недовольно промычал и вышел из морга. Ван Гулль шагнул к двери и щелкнул задвижкой. Затем он повернулся к англичанину, достал из кармана плоский небольшой браунинг и негромко, но решительно произнес:
– Давайте ваши бумаги. Англичанин отскочил назад как испуганный заяц и заверещал:
– Вы сошли с ума! Как вы можете так поступать! Я начинаю подозревать, что вы не джентльмен!
При этом он растерянно оглядывался по сторонам и пытался придвинуться ближе к двери.
– Вы правы, – осклабился доктор ван Гулль, – я, слава Создателю, не джентльмен. Выкладывайте бумаги или получите пулю. Здесь очень удобное место: мы положим вас на один из пустых столов, накроем простыней… трупом меньше, трупом больше… кто их здесь будет пересчитывать?
Гюзель нервно хихикнула, англичанин, такой же бледный, как окружающие покойники, медленно отступал.
– Ну же, – нетерпеливо проговорил врач, приближаясь к Ньюкомбу и наводя на него ствол браунинга, – ну же, джентльмен, давайте бумаги! Мертвецы вам не помогут!
И в это мгновение, словно в ответ на его слова, один из мертвецов сбросил саван и сел. Это был тот самый свежий покойник, которого минуту назад привез немой санитар.
Гюзель дико завизжала от неожиданности. Доктор ван Гулль повернулся на ее визг и увидел восставшего мертвеца. Нервы у него были покрепче, чем у турецкой красавицы, да и профессия обязывала. Короче, покойников он не боялся. Но в руке у ожившего трупа был семизарядный наган, что волей-неволей вызывало некоторое уважение, особенно если учесть, что ствол этого нагана был направлен прямо в голову злокозненному доктору.