Закат Птолемеев
Шрифт:
«С чего ты озлобился? Оттого, что я живу с царицей? Но она моя жена, и не со вчерашнего дня, а уже девять лет. А ты как будто живёшь с одной Друзиллой? Будь мне неладно, если ты, пока читаешь это письмо, не переспал со своей Тертуллой, или Терентиллой, или Руфиллой, или Сальвией Титизенией, или со всеми сразу, — да и не всё ли равно, в конце концов, где и с кем ты путаешься?» [101] .
За Октавианом тоже числилось немало грешков по части нравственности.
101
Светоний, Жизнь двенадцати цезарей, стр.61–62.
«Марк
102
Там же, стр.61.
На протяжении всего 33 года шёл обмен взаимными обвинениями и бранными прозвищами.
Одновременно использовались и другие известные тогда методы обработки общественного мнения. Скорее всего именно в эти годы на Востоке появилась греческая поэма, которую выдавали за пророчество Сивиллы, возвещавшее о пришествии золотого века, когда миром будет править Госпожа: исчезнет зло, между людьми воцарятся дружба и доверие, ничто не нарушит всеобщей безмятежности и изобилия. В Риме это пророчество распространяли астрологи и предсказатели, связанные с Египтом, за что в 33 году они были высланы из города.
Неприязнь Октавиана к Антонию становилась всё более явной. Между тем для Антония первостепенное значение приобретало овладение Италией, так как только там он мог набирать рекрутов. В 33 году триумвир ещё вёл войну в Армении. Но осенью того же года он приказал своему легату Канидию сконцентрировать семнадцать легионов на побережье Малой Азии, в Эфесе. Одновременно во все зависимые от Рима царства и города были разосланы приказы о присылке в Эфес кораблей, людей, продовольствия.
Итак, Антоний начал открыто и даже демонстративно готовиться к войне. Может быть, он надеялся, что Октавиан испугается и в последний момент они снова придут к соглашению, как это было уже дважды?
В Италии тоже начались военные приготовления. Но пока обе стороны сохраняли видимость дружелюбия. Сообщалось, будто идёт подготовка к военному походу против чужеземных народов, но послы так и сновали между ставкой Антония и Римом.
1 января 32 года консулами в Риме стали Гней Домиций и Гай Соций. Оба они, как уже говорилось, принадлежали к числу сторонников Антония. Домиций, человек опытный и осторожный, не обнаруживал слишком откровенно свои взгляды и намерения. Его более молодой и запальчивый коллега в первый же день своего консульства произнёс в сенате большую программную речь. Он на все лады превозносил Антония и резко осуждал Октавиана. Настроение в сенате было таким, что любое предложение консулов, способствовавшее концу карьеры Октавиана, прошло бы без труда.
Сам Октавиан не присутствовал на этом заседании. Он предвидел, как поведут себя консулы, и не хотел вступать с ними в спор, чтобы не доводить дело до открытого столкновения при неблагоприятных для него обстоятельствах. Поэтому он под каким-то предлогом уехал из Рима. Но в сенате была группа преданных ему людей, в частности, народный трибун Ноний, который, использовав своё право наложить вето на любое сенатское постановление, сумел искусно парализовать слишком решительные намерения Соция.
Вскоре
Действительно, у консулов было такое письмо, но они не хотели оглашать его публично, понимая, что оно может только повредить Антонию и оказать услугу Октавиану в его антиегипетской пропаганде. В этом письме Антоний требовал, чтобы сенат утвердил его пожалования Клеопатре и её детям.
Выступление консулов против Октавиана по существу являлось попыткой государственного переворота. Эта попытка не увенчалась успехом главным образом из-за трусости сенаторов, а также благодаря энергичным действиям Октавиана. При создавшемся положении консулы не видели необходимости и даже возможности своего дальнейшего пребывания в Риме, где они не имели никакой поддержки со стороны армии. Они сочли наиболее целесообразным немедленно покинуть Италию и отправиться на Восток, к Антонию. Вместе с ними или вскоре после них из Рима выехало около четырёхсот сенаторов, то есть почти половина состава сената. Таким образом, правительство страны оказалось на Востоке. Создалось такое же положение, как семнадцать лет назад, когда под напором войск Цезаря из Рима вынуждены были бежать Помпей и сенат.
Всё это застало Октавиана врасплох и поставило в весьма затруднительное положение. Но, для того чтобы сохранить видимость благополучия, он заявил:
— Консулы покинули Рим с моего ведома и согласия. Каждый, кто желает, может последовать их примеру, не опасаясь за свою жизнь и имущество.
С этого момента в Римском государстве стало два правительства, одинаково законных или незаконных. Одна половина сената и консулы находились в Эфесе, а другая половина и многие высшие чиновники — в Риме.
Между тем в Эфес стягивалась огромная армия Антония — корабли и сухопутные войска. Флот насчитывал восемьсот судов, военных и грузовых, из них двести выставила Клеопатра. Царица Египта дала Антонию на военные расходы двадцать тысяч талантов и обязалась во время войны снабжать продовольствием всё войско. Зимой или ранней весной 32 года Клеопатра сама прибыла в Эфес. Она открыто говорила, что хочет лично участвовать в решающей схватке Востока с Западом. Но её ждал неприятный сюрприз. Антоний велел ей возвращаться в Египет и там дожидаться исхода войны. В Эфесе собралось очень много римлян, и все они были того же мнения. Необходимость отъезда Клеопатры была очевидна для всех. Оставаясь рядом с Антонием, она оказывала неоценимую услугу Октавиану, который не переставал твердить, что Антоний раб египетской царицы, выполняющий все её капризы и желания, и что он готов даже Рим отдать в её руки. Присутствие Клеопатры резко меняло характер конфликта. Это было уже не соперничество двух римлян, а священная война Италии против непомерных притязаний владычицы Востока.