Закатное утро
Шрифт:
– В общем… – отец, немного подумав, сел на диван. – Удар был очень большой силы… Скорее всего кирпич отвалился от дома с пятого этажа и… – он недолго помолчал. – Ну, не мог ребенок ударить с такой силой! – выпалил он, – Так что… это несчастный случай.
– О, славу Богу, – взмолилась она и припала к груди мужа.
– Я думаю, некоторое время тебе не стоит посещать школу, – обратился ко мне отец. – А ещё лучше… перейдём в другую, – он глянул на мать, она его явно поддерживала.
– Да, и тогда точно все будут считать, что это я убила её, – совершенно спокойно произнесла я.
– Так будет лучше
После всего произошедшего я всё чаще задумывалась о смерти. Перед глазами то и дело всплывала лежащая на асфальте Юля в луже собственной крови, вспоминался этот «кряк», звук проломленного черепа, от которого меня всю перетряхивало и тянуло рвать.
Вот был человек: ел, спал, разговаривал, жил, как все остальные, – и вдруг его не стало. И неважно, свалился с пятого этажа кирпич или его поразила какая-то страшная болезнь, – это всё равносильно, одинаково. Смерть есть смерть. Хоть я никого и не убивала, я все же чувствовала за этим ответственность, которая вот-вот перерастет в чувство вины. Я видела, как многие ребята обходят меня стороной, словно я дикий зверь. В их глазах читалась брезгливость и страх, который они тщательно прятали. Я чувствовала, как дрожат их сердца.
Глава VIII
Я сидела у окна и смотрела на улицу, рядом сидел Глеб, он тоже разглядывал прохожих, проезжающие машины. «Как же здорово, когда тебя никто не видит», – подумала я.
– Как же здорово, когда тебя никто не видит, – тихо повторил он мои мысли, не отрывая печальных глаз от вида вечернего города. Как же давно я с ним не разговаривала.
– Была бы моя воля, я бы исчезла, – почти шепотом пробормотала я.
– Зачем? – он перевел свой взгляд на меня.
– Просто так…
– В самом деле, исчезнуть значит стать пустотой. А в пустоте нет смысла, она бессмысленна. – Он вновь перевёл взгляд на улицу.
Мы ещё долго наблюдали за серым миром, сквозь прозрачное, искаженное в некоторых местах, стекло.
Юлю похоронили через несколько дней, говорят, что её родители сильно убивались, мать несколько раз теряла сознание. После того, как Юлино тело было предано земле, она явилась ко мне ночью. Она стояла посреди комнаты в полумраке с проломленным черепом, из которого сочилась алая кровь. Она что-то беззвучно говорила, как рыба, открывая рот, из которого то и дело сыпалась рыхлая земля.
– Чего она хочет? – спросила я у Глеба, он удобно расположился на подоконнике, разглядывая ночное небо.
– Ты забрала её голос, она хочет его вернуть, – ответил он.
– Я ничего не забирала, – нахмурилась я, вглядываясь в призрак. Её тело было прозрачным, виднелось сердце, которое почему-то с каждой секундой темнело, покрываясь черными пятнами плесени.
– Такая чистая снаружи, а внутри гнилая. – Глеб слез с подоконника и подошёл к призраку, она ему что-то пыталась сказать, но каждый раз из её рта высыпался новый ком земли. Выражение лица было тупое, ничего незначащее, да и что она могло сказать с проломленной черепушкой? Всё это продолжалось недолго, пока её сердце совсем не почернело и не превратилось в кусок земли. Оно рухнуло, рассыпавшись
Глава IX
Утро было пасмурным, лил промозглый противный дождь. К родителям в гости приехали близкие друзья со своей дочерью Софьей. Моя ровесница, миловидная русая скромница. Она одевалась чересчур по-детски: футболка с изображением Микки-Мауса, джинсы на резинках и большие белые банты на голове. Пока родители вели славную беседу за чаепитием, Софью отправили ко мне, чтобы немного скрасить моё бытие.
Она сидела уже пятнадцать минут, тихо постукивая по столу, время от времени тяжко вздыхая, изображая сильную усталость и незаинтересованность.
– У тебя есть куклы? – внезапно спросила она, прервав нашу молчаливую идиллию. Да, несколько кукол у меня нашлось. Они были старые и потрепанные, я слишком давно в них не играла. Не буду лукавить, в тот момент я впервые за долгое время расслабилась, вспомнив, что я ещё ребенок. Мы играли весело и непринуждённо, будто бы всегда были подругами, не заметив, как скоро за окном стемнело.
В спальню заглянула моя мама:
– Софья, пора собираться, родители ждут тебя внизу. – Произнеся это, она заметила, рассыпанную землю на полу, которая осталась после разбитого сердца Юли: – Что это? – она опустилась на корточки, взяв в руку горсть земли. – Земля? – раздавив мелкие комочки, она вопросительно глянула на меня, некоторое время пребывая в замешательстве, – Надо будет завтра помыть пол, – она выпрямилась, отряхнула руки и увела за собой Софью.
Видя, в каком я была восторге от проведенного с Софьей времени, Глеб отчего-то погрустнел и отрешенно сидел в дальнем углу комнаты прямо на полу.
– Что? У меня не может быть друзей кроме тебя? – с вызовом спросила я. Меня совершенно не устраивало выражение его лица.
Он продолжал молчать.
Ответом послужил многозначительный взгляд, в котором можно было прочесть всё что угодно. И я прочла то, что хотела. «Даю добро», – говорили его глаза.
Часть 2. Конкурс Молодых Исполнителей. Глава I.
Время шло, я росла. Обучалась на дому. Обрела верную подругу, которая знала все мои тайны в лице Софьи. Она знала обо всем: о том, что меня гложет, о моих страхах, и, естественно, о моём главном секрете – о Глебе. И ни разу в жизни не попрекнула, правда историю о невидимом друге считала просто шуткой, выдумкой. Но я ценила в ней именно это: она не косилась на меня, будто я сумасшедшая, а относилась по-доброму.
Мы ходили с ней в кафе, в кино, гуляли по парку, в общем, жили обычной подростковой жизнью.
– Пойдем на Конкурс Молодых Исполнителей? – однажды предложила Софья, откусывая кусок сладкой ваты.
– Что за конкурс? – переспросила я. Мы шли вдоль бульвара Героев.
– Нужно спеть песню, и тот, кто победит, запишет хит с самой Ми-Леди! – восторженно объяснила она.
Ми-Леди – это её любимая певица. Софья с детства грезила петь на сцене, и, надо отдать должное, голос у неё был хорош.