Закатный ураган
Шрифт:
– Заходите! – крикнул я в двери.
Сколько заняла схватка? Они там ждут, волнуются…
А когда обернулся, то увидел безумные глаза Терциела и направленный на меня самострел.
Медленно, как в страшном сне, палец нажал на спусковую скобу, тугой жгут из крученых медвежьих жил толкнул бельт.
Стальной граненый штырь сорвался с желобка и полетел…
В меня.
Я следил как завороженный за приближающейся смертью. Попытаться уклониться? А выйдет? Скорее всего, нет.
Как она успела? Зачем
Гелка втиснулась между мной и острием бельта. Дотянулась в нелепом, неловком падении. С чмоканьем сталь вонзилась ей в спину, с левой стороны, где-то возле лопатки.
Моих ушей достиг жалобный вскрик, и тут же время понеслось с обычной скоростью. Или даже быстрее.
Истошно заорал Гуня, проносясь мимо меня. Тяжелый сапог выбил самострел из ладони Терциела. Здоровущий кулак, с добрую репу величиной, врезался чародею в ухо. Жрец мешком отлетел к стене, ударился о нее плечом и безвольно сполз.
Я успел подхватить Гелку на руки. Не дал упасть, а осторожно уложил лицом вниз. Граненый бельт торчал пальца на четыре. Он вошел между позвоночником и левой лопаткой. Легкие, аорта… Сердце вряд ли затронуто, раз еще жива.
Холщовая рубаха и теплая меховая безрукавка быстро напитывались кровью. Несмотря на то, что я придерживал Гелку за плечо, Сила не ощущалась. Наверное, слишком сильная боль блокирует ее возможность притягивать Силу. Как же это плохо! Значит, я не смогу ее вылечить. Остановить кровь, ускорить заживление… Без магии ничего не выйдет.
Глан опустился рядом на одно колено:
– Плохо дело?
Я вздохнул. Что тут ответишь?
Кровь бы остановить. Перевязать. Но для этого нужно бельт вытащить. А я не смогу, зная, что любое неосторожное движение убьет ее. Убьет мою дочку, которую я так и не удочерил по правилам.
– У-у, трупоед… – Бейона шагнула к лежащему без сознания Терциелу. В ее опущенной руке, скрываясь в складках юбки, мелькнул корд.
Я бросился вперед. Схватил ее за руку. Богатырем я никогда не был, но восемь лет кайлом в забое отмахал, а это что-то да значит. Пригорянка дернулась, но вырваться не смогла.
– Ты чего, Молчун?
– Стой! Погоди! Ты кровь остановить сможешь?
– Да не лечила я никогда.
– Ну, попробуй!
– А сам?
– Да я ж без Силы…
– Амулеты поищи, – вмешался Сотник. – Могли на пол свалиться.
Гуня сорвал со стены факел, посветил.
Ага, как же. Откуда там амулетам взяться? Сам я и постарался. Все в пыль развеялись.
– Стрыгай мне в печенку! – Бейона с силой вогнала корд в ножку стола. Спасибо, что не под ребро кому-нибудь. Терциелу, например.
Терциелу!
Вот полноправный жрец. Хорошо обученный, опытный. Уверен, и в лечении толк знает.
Я схватил его за грудки, приподнял. Хотел ровно усадить и поговорить как подобает.
– Ну, ты и врезал, – услышал я за спиной голос пригорянки. – Не убил хоть?
И виноватый бас Лыгора:
– Дык, кто его знает-то. От души приложил.
– Живой он, живой, – отрывисто бросил я, не оборачиваясь. – В обмороке, похоже.
Бейона, кажется, раньше других догадалась, зачем мне нужен Терциел.
– По щекам его похлопай, – посоветовала она.
Что по щекам? Водой бы его окатить холодной. Да воду пока принесешь, дочка кровью изойдет. Тем не менее я пошлепал чародея по щекам. Вначале легонько, потом сильнее, а потом и вовсе «от души», почти как «речной ястреб».
Сущий Вовне! Сотвори чудо! Я же тебя никогда ни о чем не просил.
И чудо свершилось. Терциел открыл глаза. Охнул. Попытался снова опустить веки.
Этой возможности я ему не дал. Встряхнул, забирая в кулак побольше светло-коричневой ткани. Подтянул поближе и, глядя в серые, какие-то блеклые глаза, яростно прошипел:
– Иди и лечи…
Он непонимающе заморгал, и тогда я швырнул его, как куль с пенькою, на середину разгромленного кабинета, туда, где Глан, стоя на коленях, придерживал в ладонях Гелкину голову.
– Ну, видишь, что сотворил? Лечи!
Терциел подполз на четвереньках к раненой девчонке. Притронулся кончиками пальцев к напитавшейся кровью овчине. Прохрипел:
– Амулет!
– Нет амулетов, – жестко произнесла Бейона.
– Мне нужен амулет, – повторил жрец.
– Нету, лечи так. – Я почувствовал, как в груди закипает глухое бешенство. Как калечить, так ему амулеты без надобности, а как лечить – подавай.
– Я не могу без амулетов, – неожиданно твердо заявил Терциел. – Она умрет.
И тут меня прорвало. Знаю ведь, безоружных пленных бить нехорошо, а не удержался. Носок моего сапога врезался чародею в бок, под ребра. Он согнулся и перекатился на спину. А я ударил еще раз, стараясь попасть по зубам. Терциел немножко отвернул голову, и подошва только мазанула по подбородку.
– Если она умрет, – заорал я, не помня себя от гнева, – ты ее не переживешь! И я обещаю тебе все круги Преисподней! Лечи! Ну!
Я еще занес ногу, но бить не стал. Почувствовал вдруг отвращение. Будто в кучу гнилой капусты тычу сапогами. А следом пришли презрение и жалость к растрепанному человеку, корчащемуся на полу в измаранном жреческом балахоне, с побагровевшим от удара Гуни ухом, с обреченностью в глазах, достойной больше барана, над горлом которого занесли нож.
– Ладно! Пошел вон, мразь.
Почему никто не остановил меня? Стояли и равнодушно смотрели, как я бью его. Бью человека, который ответить мне не может, даже боится заслониться локтем от пинков. Я махнул рукой: