Закатный ураган
Шрифт:
Не доводя судно полусотни шагов до прибрежных скал, гребцы ударили веслами в обратную сторону. Затабанили. Тут же в воду полетел тяжелый бронзовый якорь. Заскрипели блоки, спуская челнок.
Захватив факелы, мы сбежали к бухте.
Красные сполохи отражались в воде, удваивая число огней.
Размеренно шлепали весельные лопасти приближающейся лодки. Шестивесельный ял, не меньше.
– Кто такие? – окликнул нас молодой командир в кованом нагруднике с серебряной насечкой. – Почему здесь?
– С купеческого судна «Волчок», –
Командир задумался. Для центуриона он выглядел слишком молодо. Рановато еще. Не поручат столь ответственный чин. В Приозерной империи с этим строго. Армейскую, а тем паче флотскую должность не приобретешь за мзду. Только опыт и безупречная служба. Скорее всего, парень – опцион – помощник центуриона. Потому и отправили на берег молодого, настырного – а ну-ка, покажи ум и смекалку.
– С «Волчком» мы разминулись третьего дня, – неуверенно проговорил он. – Капитан о вас не упоминал.
– Ему это невыгодно, – я продолжал напирать на Мария. – Бросивший людей на верную смерть не будет этим хвастаться.
– Сколько вас тут? – смягчился опцион.
– Четверо. Двое мужчин и две женщины.
– К берегу! – последние слова предназначались уже не мне, а гребцам. Ну и слава Сущему!
– А где четвертый? – вблизи мой собеседник выглядел еще моложе, чем на расстоянии. Едва-едва усы расти начали.
– Вот он, – я повернулся и указал на лежащего Терциела. Что-то неестественное в позе жреца заставило склониться над ним… Чародей был мертв. Он лежал, как и раньше, на спине. Только запрокинул костистый, обросший за время путешествия седой бородой подбородок к небу.
Опцион задышал за плечом:
– Так он же… Умер? – Потом увидел край светло-коричневого балахона, выглядывающий из-под покрывала. – Жрец? Из Храма?
– Жрец. Из Храма, – а что я должен скрывать? Мне стыдиться нечего.
– Откуда? – от удивления моряк забыл о своей должности, о необходимости сохранять уверенную невозмутимость. Его голос дрогнул совсем по-мальчишески. – Почему здесь?
– Долго объяснять.
– А объяснить придется, – степенно вмешался другой моряк. Седоватый, с нашивками десятника. – Жрец, да к тому же… – он посветил факелом. – К тому же Терциел, самое меньшее.
– Я охотно объясню все обстоятельства, которые привели нас на остров, – твердо сказал я. – И все лишения, которые мы перенесли здесь. Но позвольте сделать это уже на корабле?
– Хорошо! Пусть решает флагман, – опцион наконец-то принял решение. – В лодку. Сперва двое. Ты и ты, – он ткнул пальцем в меня и в Мак Кехту и вдруг осекся, выпучил глаза и просипел: – Перворожденная?
Бедняга. Он даже о приличиях забыл от изумления.
– Высокородная сида, ярлесса Мак Кехта, – торжественно объявил
Однако молодой командир быстро взял себя в руки.
– Опцион Лаур к вашим услугам, благородная феанни, – он элегантно – насколько позволял нагрудник – поклонился. – Прошу на корабль.
Мак Кехта высокомерно, но в целом одобрительно кивнула и с королевским достоинством перешагнула борт яла. Небрежно бросила:
– Хьюэсэ салэх эхэн’э л’оор б’еес. Люди юга помнят хорошие манеры. Та ашт’эх. Я удивлена.
С трудом сдерживая улыбку, я «перевел»:
– Ее светлость благодарна тебе, опцион Лаур. Она принимает приглашение, – и добавил: – Пусть с ней поплывет девочка, – я указал на Гелку. – Я переправлюсь с Терциелом.
Озерник не возражал.
Ял обернулся туда и обратно очень быстро, как на крыльях.
И вот уже передо мной высокий борт дромона, окрашенный белым. Сверкающие позолотой щиты. И запах… Запах смолы, пропитывающей доски обшивки, терпкий дух начищенных бронзовых и медных ручек, накладок, набалдашников, горечью вара тянет от такелажа.
Двое солдат подали вверх носилки с мертвым жрецом. Перед смертью он совсем исхудал и весил, пожалуй, не больше четырнадцатилетнего ребенка. Я взобрался по веревочной лестнице.
Мак Кехта стояла у трапа, ведущего на кормовую надстройку, квартердек, и вела светскую беседу с тремя старшими офицерами флота – можно гордиться образованностью моих соотечественников, не каждого нобиля учат старшей речи. Я сразу определил их звания по белоснежным гребням на шлемах и пурпурной кайме выглядывающих из-под доспеха рукавов туник. Четвертым озерником, оживленно участвующим в разговоре, был невысокий мужчина годков около сорока, слишком темноволосый для жителя Империи, в простой одежде и с пергаментным свитком в руках. Тем не менее, осторожно приблизившись, я понял, кто здесь главный. Конечно, невзрачный человек, увлеченно засыпающий феанни вопросами, склонив голову к левому плечу.
Ученый? Один из преподавателей Вальонской Академии?
Очень может быть. Только с трудом верится, чтобы военные относились к ученому с таким почтением. Позволяли себя не замечать, перебивать…
Гелка, прятавшаяся до того за спину феанни, увидев меня, подбежала, ухватилась за рукав и замерла, чуть дыша. Собеседник Мак Кехты отвлекся, глянул на меня:
– Житель Севера? Замечательно!
Что он такого замечательного нашел в обитателях Севера? Нет, точно ученый. Они все слегка сдвинутые. Думают не о том, о чем положено думать обычным людям. Но, может, в этом и заключается их отличие? В способности мыслить вне привычных понятий, находить новые решения, ставить хитрые задачи и получать непростые ответы.