Заказ на олигарха
Шрифт:
Отец. Это Проскуров-старший.
Мать. Шла вторым номером в списке, и ее Петя тоже наградил ста баллами ненависти.
Эта. «Этой» Петя обычно называл Викторию.
Плоха. Наверняка это Петин брат, которого Петя не раз дразнил Леха-плоха.
Хахаль. Это про друга матери, не иначе. Петя его не видел ни разу в жизни, но ненавидит всеми силами своей неразборчивой души.
Ну и другие всякие фамилии, имена и клички.
Китайгородцев мысленно посочувствовал Петру. Когда тебя окружает
Баранов возвращался с Рублевки в Москву и предложил подбросить Китайгородцева до города. Был поздний вечер. Узкая извилистая Рублевка выглядела пустынной. Фонари. Светящиеся дорожные знаки. Спрятавшиеся за деревьями особняки.
– Милиция от тебя отстала? – спросил Китайгородцев.
– Да, – ответил Баранов. – Спасибо Хамзе.
– Ствол тебе вернули?
– Нет. Но Хамза выдал другой.
– Значит, все обойдется.
Баранов жил в Кунцеве. А Китайгородцеву предстояло ехать дальше.
– Поехали ко мне, – вдруг сказал Баранов. – Комнату я тебе выделю. А завтра вместе поедем на службу. Ночь уже. Не выспишься.
Китайгородцев не стал возражать.
– Только я не один, – признался Баранов, когда они подъехали к его дому.
– Догадываюсь, – сказал Китайгородцев.
В проскуровском поместье Баранов и Люда Потапова вполне правдоподобно изображали отсутствие интереса друг к другу. Но от Китайгородцева у Баранова секретов не было, он давно взял его в сообщники.
Люда действительно была здесь. При появлении Китайгородцева зарделась и сказала едва слышно:
– Здравствуйте!
Хотя за истекший день они в проскуровском доме сталкивались несчетное количество раз.
Она накрыла стол так споро, будто прожила с Барановым долгую-долгую жизнь, что выработало автоматизм во всем: в движениях, в мыслях, в поступках. И когда они сели рядышком с Барановым, это ощущение только усилилось. Счастливая семейная пара, не иначе.
– Я разговаривал с Хамзой, – сказал Китайгородцев… – Из-за того, что стряслось, он хочет эвакуировать Викторию.
Баранов сделал упреждающий жест: не надо, мол, о делах.
Но то, что собирался сказать Китайгородцев, касалось напрямую этой пары.
– И в сопровождение он хочет дать тебя, – поведал Китайгородцев.
Тут до Баранова наконец дошло.
– А куда он ее эвакуирует? – насторожился он. – В Муром?
– За границу. Хамза говорит, что эти придурки, которые на малыша устроили охоту, всего лишь мелкая шушера. Недоумки. Не того полета птицы, чтобы смогли Викторию вычислить за границей. И там она будет в безопасности.
– Но это же невозможно! – пробормотал Баранов.
Все так чудесно у них складывалось. Он Люду сюда
– Нет, это невозможно! – покачал Баранов головой. – Я откажусь!
Китайгородцев неопределенно пожал плечами.
– Я так и скажу, что не могу, – уже тверже сказал Баранов. – По семейным обстоятельствам. Не буду раскрывать подробностей. А просто скажу: по семейным обстоятельствам.
Ему такой ход, по-видимому, казался беспроигрышным. Но Китайгородцев понимал, что этот номер не пройдет. Он хотел сказать об этом Баранову, но Люда его опередила.
– Нет, надо не так, – сказала она, смущаясь в присутствии Китайгородцева. – Тебе надо паспорт потерять, Антон. Заграничный. Когда вам визы будут открывать. В общем, в последний момент. И тогда вместо тебя кого-то другого отправят. У кого документы будут в порядке. Потому что твой паспорт восстанавливать – это время. А никто ждать не будет. И ты останешься здесь.
Уже ночью, улучив момент, когда Баранов вышел из кухни, Люда спросила у Китайгородцева, понизив голос почти до шепота:
– А это правда, что Антон убил бандита?
Китайгородцев замешкался с ответом, не зная, что именно Баранов говорил Люде, и понимая, что своим ответом может навредить Баранову.
– Он ведь вам рассказывал, – произнес осторожно Китайгородцев. – Что знает сам.
– Я не от него подробности узнаю, а от тех, кто работает в доме, – пожаловалась Люда. – Мне сказали, что на Викторию Александровну напали, что в это время там был и Алеша и что Антон стрелял в бандитов и одного убил. Это правда?
В ее взгляде угадывалось не беспокойство, а страх. Она боялась за Баранова. Но Китайгородцев уже знал, как ей ответить.
– В чужом пересказе все всегда выглядит не так, как было на самом деле, – сказал он. – И в этом случае – тоже. Антон вам ничего не рассказывает не потому, что там было что-то ужасное, а потому, что это нам запрещено по службе. Служебная тайна. Только и всего.
Ничего, мол, серьезного. Больше слухов, чем стрельбы.
Но Люда ему не поверила. Это было видно по ее глазам.
На крыше проскуровского особняка Китайгородцев увидел человеческую фигуру.
– Кто это? – спросил он у проходившего мимо Алексея Алексеевича.
– Резо, – коротко ответил тот. – В профилактических целях.
Китайгородцев обошел дом, нашел лестницу, по которой человек поднялся на крышу, и дождался, пока тот спустится на землю.
Грузин был худ и тщедушен. Но взгляд выдавал в нем человека сильного. Жесткий был взгляд.
– Вы – Реваз Тесадзе? – спросил Китайгородцев.