Заклание
Шрифт:
– А что там рассказывать, – Анютка пожала плечами. – Задавал вопросы, на которые я не могла ничего ответить, и по твоей милости чувствовала себя полной дурой.
Она наконец-то отвела от меня обжигающий взгляд и с безнадежностью в голосе спросила:
– Ты хоть проверил, у нас ничего не пропало?
– Нет, – ответил я, не уточняя, не пропало или я не проверял.
Еще один тяжелый вздох с ее стороны, легкое покусывание верхней губы и почти неуловимое покачивание головой.
В тот момент я ощущал себя последней сволочью.
Анютка
– Кстати, – остановившись в дверях, обернулась она, – морг ограбили. Капитану позвонили, когда мы разговаривали. Он подпрыгнул на стуле и заорал так, что в бухгалтерии, за стенкой, все напугались. Я слышала, что ему говорили по телефону…
Анечка пристально смотрела на меня, и, я уверен, ждала моей реакции. Почему?
– Не повезло, – невозмутимо ответил я, подходя к холодильнику. – Кефирчику не желаешь?
– Нет, спасибо.
Она отправилась спать, а я еще долго сидел на кухне и, перебирая одну за другой все странности произошедшего, не мог избавится от вопроса – что же это такое?
ГЛАВА 8,
не отвечающая ни на один вопрос, но задающая новую загадку
На следующий день тот самый не имеющий ответа вопрос: «Что же это такое?», – прозвучал вновь, но столь явно и громко, что вполне мог претендовать на право называться главным вопросом моей жизни.
Начиная с утра и весь день на работе события вчерашнего выходного не отпускали меня ни на минуту. Я думал о Лехе, о его ботинках, о капитане Петрове, о разговоре с женой, и… – главный затык в моей голове – о том, почему я до сих пор никому не сказал о мокрой особенности Лехиной обуви.
Единственное, о чем я практически не думал, так это о самой работе. Даже когда она пыталась завладеть моим вниманием целиком, я умудрялся не поддаваться и исполнял свои обязанности с услужливостью идеального робота. Я отвечал, улыбался, советовал, но мыслями оставался во вчера. Лишь вечером, стоя перед лавочкой у подъезда и впервые не думая ни о чем, я, если так можно сказать, вырвался из объятий прошлого: как будто время и я, до этого существовавшие сами по себе, наконец-то увидели друг друга. Окончательно я и время встретились, как только я вышел на своем этаже из лифта.
«Мя-у!» – раздалось у меня за спиной, когда я, стоя перед дверью, отделяющей лифт от общего коридора, доставал ключи.
Именно в это мгновение время сказало «Привет!» – и вернуло меня в действительность. Я обернулся.
На подоконнике настежь открытого окна девятого этажа сидел наш Кот – исключительно довольная морда – и по-хитровански смотрел на меня.
Я двинулся в его сторону: не спеша, без резких движений, улыбаясь и разговаривая с ним как ни в чем не бывало, но взбесившееся сердце пыталось выпрыгнуть сквозь горло наружу, не давая мне дышать, и еще я потел, потел как загнанный жеребец.
Последнее движение я совершил очень быстро: наверное, со скоростью света я схватил Кота, прижал
Пережитое не только лишило меня чувствительности – я никак не прореагировал на проявление котового зверства, – но и напрочь выбило из моей головы все мысли. Я не только не задумался, каким образом котяра оказался в коридоре, но даже не удивился, обнаружив, что и первая, решетчатая дверь, и вторая, делящая коридор на две части, не заперты.
Я медленно шел по коридору, увещевая брыкающегося Кота. Но стоило мне свернуть за угол и оказаться перед нашей квартирой, как вдобавок ко всем негативным ощущениям я еще лишился и дара речи. Ненадолго, к счастью.
«Твою-ю-ю мать!!!» – воскликнул я секунд через десять.
Наша металлическая заграничная дверь с замками, которые, по обещанию производителя, «невозможно вскрыть», оказалась взломана, подобно консервной банке. Стальная дверная коробка, часть двери искорежены, выворочены, лишь куски металла торчат наружу.
В тот момент я, наверное, так сильно сжал Кота, что он взвизгнул и уже не шутя вцепился мне в руку.
Возможно, было больно, но я не почувствовал. Я лишь заметил, как на моем предплечье идущие друг другу навстречу две пары глубоких отметок его зубов наливаются кровью.
И из ступора меня вывел все тот же Кот. Почувствовав близость дома, он стал еще яростнее вырываться из рук, и это ему удалось. И в тот момент, как он выскользнул, в моей голове словно сработал переключатель, и понеслось…
Я хватаю пытающегося удрать Кота и заталкиваю его в коробку от микроволновки, что лежит здесь же, в коридоре, на стеллаже. Для надежности сверху ставлю другую коробку, полную стеклянных банок.
Под звон тех банок (кот мечется в коробке, воет, требуя свободу), набираю 01. Оказывается, это пожарники – спасибо им, добрые люди, – переключили и я жду… жду…
Получаю инструкции: не входить, ничего не трогать и… продолжать ждать.
Звоню Анечке: «Дорогая, любимая, кажется, нас обокрали…»
Первое, о чем она спросила после того, как я обрисовал ситуацию: «Что за грохот там у тебя стоит? – И следом, – Хорошо, что Славик у бабушки. – И дальше: – Малыш, он, наверное, так напугался, а ты его еще в коробке закрыл».
Жутко напуганный (это сарказм) тем временем, подпрыгивая в коробке, рвал и метал.
«Какой ты жестокий, – с укором раздалось в телефоне, и… – Я выезжаю».
Аккуратно, стараясь не испортить возможные следы (а вдруг они все же есть), подхожу к соседской двери (под ногами хрустит стекло, весь пол в очень мелких черных осколках) и нажимаю звонок, но мне не отвечают. Странно: бабушка, живущая там, обычно всегда дома.