Заклинатель дождя
Шрифт:
Агеев выпил залпом. Сидоренко закашлялся, разбрызгивая водку по столу:
– Това-рищ ка-питан, э-то серь-езно…
– А ты думал! Погоны даром не даются и легко не носятся!
– Я уже понял! – откашлявшись, согласился Сидоренко. – Только в толк никак не возьму, кому это верно раскрываемое дело понадобилось слить? Еще неделя – и передавай в суд!
– Теперь второе правило профессионала, – Агеев снова налил водки, но теперь только себе. – Никогда не задавайся дурацкими и опасными вопросами. Тогда, если повезет, и до папахи дослужишься. Каракулевой, сшитой по спецзаказу, в такой маленький завиточек.
– А как же подозреваемый? То есть Храмов?.. Я справлялся, он уже и в больнице набедокурил.
– Про сие разговор отдельный… Завтра пойдем в больницу его провожать.
– Провожать? Куда?
Агеев закурил новую сигарету и, ностальгируя по детству, принялся напевать, аккомпанируя пальцами по столу:
– Как провожают пароходы?Совсем не так, как поезда!Морские медленные воды —Не то, что рельсы в два ряда…– Товарищ капитан, прошу пояснить боевую задачу! Дело серьезное, мне надо соответствовать!
– Угомонись и не порти песню! – капитан щелкнул практиканта по носу. – Есть оперативная информация, что одноклассники хотят заявиться на проводины нашего героя. Вот и мы в дурдоме нарисуемся. Так, для проформы. Дабы чего не вышло…
– Андрей Данилович… Думаете, его там могут… убить?
– Думать не моя работа. Моя обязанность находить верные решения. Здесь верным решением будет закрыть дело и поскорее сдать его в архив!
По прошествии майских праздников погода занедужила пришедшими с севера ветрами и пронизывающей воздух ледяной влагой, погружающей небо в беспросветную пелену морока.
Неожиданно для себя Иван обрел невозмутимое спокойствие перед ожидающей его неизвестностью.
Целыми днями он бесцельно слонялся по комнате из угла в угол, находя в своих передвижениях скрытые закономерности и потаенный смысл, наподобие того, какой видит дзэнский монах, выписывая иероглиф по воде кистью. Его собственная жизнь теперь представлялась неким таинственным знаком, кем-то начерченной идеограммой, брошенной в этот мир для разгадывания.
Иногда Ивану казалось, что он – некий ключ к пониманию мира, включенный в череду внешне бессмысленных и несвязанных событий. Иногда происходящее с ним напоминало умышленно рассчитанные и заготовленные варианты игровых ходов, которым можно не только следовать, но вполне по силам самому изобрести новые, доселе неизвестные для себя комбинации. Как это делают шахматисты.
Тогда Иван забирался на подоконник. И снова, и снова выцарапывал на фанере выкрученным шурупом произошедшие с ним события в виде причудливых иероглифов-знаков. Пытался соединить в единую модель разрозненные, но, по сути, ключевые факты произошедшего с ним за прошедшие полгода.
Внезапная смерть отца. Поспешный переезд в Немиров. Враждебное окружение. Появление странных людей. Колдовство Вуду. И, наконец, воскресший из легенд гражданской войны и проникающий через сны в его душу бандит декадентской эпохи Васька-Змей…
А ведь все началось с того злополучного балета… Ивану вспомнились размахивающие
Все случалось так скоро, что у него не оставалось времени успокоиться и подумать, словно окружающее было не реальной жизнью, а чьей-то хорошо срежиссированной постановкой. Но чем больше произошедших событий Иван рисовал, чем тщательней соединял их черточками причинно-следственных связей, тем явственнее вырисовывался извивающийся в кольцах змей-уроборос, мифологический «зверь жатвы», который некогда был оживающим от прикосновения кастетом.
В такие минуты Иван понимал, что не способен разгадать головоломку. Потому что еще не в силах вырваться из парализующих разум змеиных колец.
Убеждаясь в тщетности своих усилий, спрыгивал на пол, бесцельно слонялся по комнате, стараясь не думать ни о прошлом, ни о будущем, ни о настоящем. Но проходили часы, и, даже не пытаясь справиться с искушением, Иван начинал снова и – снова чертить на закрывающей окно фанере свой ребус…
Однажды утром дверь изолятора открылась необыкновенно. Без долгого ковыряния в замке, без санитарского мата, без несносного шлепка по столу алюминиевой миски. На пороге, широко улыбаясь, показался врач психушки Филин, из-за спины которого выглядывали следователь Агеев и практикант Сидоренко.
– Ну, молодой человек, рассказывайте о своем самочувствии! – Петр Федорович игриво ткнул его в живот. – Да я смотрю, все у нас в полном ажуре, даже в весе мы заметно прибавили!
– Казенный харч всегда только на благо идет, – закивал Агеев. – Факт!
– То-то я и смотрю, щечки у нас порозовели! А ведь какой бледненький был… Сущее полотно! Зато сейчас любо-дорого посмотреть. Хоть на спартакиаду молодца выставляй!
– Меня переводят в тюрьму? – безразлично спросил Иван. – Или следователь пришел провести допрос здесь?
– Уважаемый Иван Никитич! – капитан вышел из-за спины Филина. – От лица немировской милиции приношу тебе извинение. Так сказать, за неправомерные действия во время следствия. Мы сделаем надлежащие выводы.
– Вы нашли настоящих убийц?! Наркоторговцев?! И еще того, в маске?! Это они Ленку и Алешку убили! И меня тоже собирались!..
– Следствие пришло к выводу, что никаких убийств не было, – капитан развел руками. – Несчастные случаи, трагическое стечение обстоятельств. Родители и педагоги, так сказать, не доглядели…
Иван возбужденно закричал:
– Я своими глазами видел, как наркоторговцы Алешке удавку на шею набрасывали! А тот, в маске…
Филин-Врач аккуратно разжал пальцы Ивана и, отводя его обратно к кушетке, мимоходом заметил:
– Не обращайте внимания. Последствия травмы, реакция психики на пережитое. Сами, Андрей Данилович, понимаете, подростки – существа такие впечатлительные, ранимые! Насмотрятся кино, нафантазируют, а потом все принимают за чистую монету. Меня, к примеру, уже маской назвал!