Заклинатель Душ 3
Шрифт:
Куринолапый и пёс быстро съели всё за пару минут и отправились дальше за новой едой. Однако торговые лавки закрылись от греха подальше, что не понравилось динозавру. Поэтому им пришлось направиться к шатрам с фокусниками и заставить работников под угрозами купить у них двух орков в обмен на угощения.
Им подали пирожные, торт и бананы. Так активировалась бомба под названием «Платон — неугомонный крушитель». Но это было ещё не самое страшное: чем дальше питомцы удалялись от Насти, тем меньше орки поддавались её влиянию. Пленник, которого динозавр отдал продавцу, уже очнулся от
В шатре фокусников также начался полный хаос. Два орка пришли в себя, надели клоунские носы на задницы работников, а затем избили их до такой степени, что им грим уже не потребуется в ближайшее время. Орки устроили разгром, уничтожив весь реквизит для выступлений и разогнав посетителей шатра, а некоторым даже сломали кости.
Однако Платон и Сириус пока не заметили этого беспорядка, так как беззаботно продолжали свою прогулку и добрались до аттракционов, где карусели кружились на магической тяге. Куринолапому нравилось с открытой пастью наблюдать за подвижными механизмами, на которых восторженно и радостно верещали некрорианцы.
Динозавр решил прокатиться на раскачивающемся корабле, но сломал его своим весом. Билетер, которому он вручил вместо оплаты орка, был в замешательстве, не зная, что делать дальше. Продавец билетов услышал рычание рядом и обернулся. Орк, переданный ему, приходил в себя и злорадно ухмылялся, собираясь напасть на некрорианца. Бедолага с криком убежал прочь, размахивая руками и уже не заботясь о возможном увольнении из-за сломанного аттракциона, ведь главное было спастись от озлобленного преследователя.
После продажи всех своих пленников, динозавр и пёс обожрались до отвала. Платон завалился в сугроб, с довольным видом отрыгивая, а Сириус весело кувыркался на спине по снегу, издавая щенячьи визги. Но вскоре до них начали доноситься вопли перепуганных жителей. Куринолапый с любопытством осмотрелся и понял, что на фестивале разбушевались орки, и решил решить этот вопрос по-своему.
Платон вскочил на ноги и, переваливаясь из стороны в сторону, помчался исправлять положение. Сириус обогнал напарника, двигаясь со скоростью, при которой его щеки трепыхали на ветру при прыжках по снегу.
Питомцы прибыли на площадь и начали ловить бывших пленников, чтобы уничтожить их. Пёс догнал одного из них и ворвался в фургон танцовщиц, где артистки переодевались. Некрорианки, издавая пронзительные крики, прижимались к стенам, стоя в одних колготках. Сириус пробежал через фургон за орком и выскочил через заднюю дверь. На нём теперь красовалась шёлковая розовая юбка, которую он случайно надел, пробираясь через гардероб.
Картина была довольно необычной: чёрный доберман в розовой юбке напал на спину кривозубого орка и задушил его. А Платон рычал и давил врагов лапами, снося на своём пути яркие фонарики и разрушая постройки местных жителей. Но он помогал так, как умел.
Динозавр схватил одного орка за шкирку зубами и раскрутил так, что тот улетел и врезался лицом в джип мэра — организатора фестиваля. В тот момент мэр находился со своей любовницей и обещал ей развод с женой, просив лишь немного подождать. Орк проехал мордой
— Котик, мне кажется, это плохой знак, и Вселенная злится на нас, ведь изменять нельзя, — пролепетала девушка приторным голосом, а её грудь так активно двигалась от учащённого дыхания, что казалось, вот-вот выскочит из платья.
— Да брось, моя бусинка, — успокаивал её мужчина. — Это всего лишь орк в отключке! Наверное, так развлекаются горожане, или сюда приехали архинекроманты пировать; они часто устраивают такой хаос. Это не знак!
— Нет, котик, — возразила дама, качая кудрявой головкой, — ведь стекло тоже бьётся к несчастьям. Как говорят, на чужом несчастье счастья не построишь.
— Глупышка моя любимая, — он приобнял её за обнажённое плечо, — зачем эти дурацкие пословицы? Многие пары удачно устроили свои жизни, несмотря на то что изменяли своим прежним вторым половинкам. Жизнь же многогранна, лапушка моя! Да и к тому же стекло не разбилось, а лишь треснуло. Не стоит омрачать наш чудесный вечер!
— Знаешь что я поняла, милый? — любовница убрала его руку с плеча и накинула на себя пальто, а потом лукаво посмотрела на него. — Мужчины не меняют тачки на баб! А ты даже бровью не повёл, когда лобовое стекло этого замечательного джипа треснуло. И к тому же я давно начала подозревать, что ты просто трахаешься со мной, но с женой своей никогда не разведёшься. Так что до свидания, свинота! Я искала любви и искренности, а нашла тебя, лгуна! Поэтому хавай свою лапшу сам или вешай её кому-нибудь другому на уши! — с этими словами она вышла из машины, громко хлопнув дверью, а затем, натянув перчатку, показала мэру средний палец.
Девушка отошла подальше и, скатав снежок, кинула его в орка. Тот очнулся и, увидев перед собой лицо мужчины за рулём, коварно рыкнул.
Орк начал колотить кулаками по стеклу, а мэр в панике попытался завести мотор, чтобы уехать и сбросить врага некрорианцев с капота. Но орк разбил стекло и схватил мужчину за шею, свернув ему её. Видимо, Вселенная всё же предупредила о плохом повороте событий, или это было лишь случайным стечением обстоятельств.
Платон тем временем заметил гигантский декоративный шар из крепких веток с гирляндами и украшениями, внутри которого стояли тяжёлые статуи великих архинекромантов прошлого. Но шар загорелся от пламени горевшего шатра и вспыхнул как спичка. Динозавр толкнул его в сторону трёх орков, вооружившихся ружьями и ножами местных охранников.
Шар сбил их как кегли в боулинге и покатился дальше по полукруглой поверхности.
*В этот миг в конюшне Миасса*
Конь по кличке Гром сильно скучал по своему хозяину Владу и уже думал, что тот за ним не вернётся. Однако поначалу ему было весело: он резвился с красивыми кобылами графа Орлова, но вскоре это наскучило. В конце концов все эти любовные утехи приелись, ведь он был боевым конём архинекроманта и для таких как он секс был лишь временным развлечением. Орлов был шокирован тем, что его породистые кобылы могли понести от безродного коня, но уже было поздно что-либо менять.