Заклинатель костей
Шрифт:
Вопрос повисает в воздухе. Я слышу, как у меня в ушах гулко пульсирует кровь.
– Не знаю, – говорю я наконец. – Боюсь, она мне этого не сказала.
Он щурит глаза, и несколько долгих секунд мне кажется, что сейчас он мне откажет. Затем встает из-за стола, и ножки его отодвигаемого стула громко скребут по деревянному полу. Выдвинув с полдюжины небольших ящичков – у задней стены их, наверное, несколько сотен, – он наконец находит то, что нужно. И кладет в корзинку маленький коричневый мешочек.
Я отсчитываю несколько монет и кладу их
Он хмурится.
– Не представляю, для чего Заклинательнице Костей может понадобиться это зелье.
– Я тоже хотела бы это знать, – отвечаю я. И это чистая правда.
– Мы должны заставить эту кость поверить в то, что она находится внутри человеческого тела, – говорит матушка, когда я возвращаюсь с покупками.
Я устремляю на нее непонимающий взгляд.
– Живого человеческого тела, – уточняет она, как будто источником моего непонимания стало именно это.
– И как же ты намереваешься это сделать? – Я опускаюсь на стоящий рядом с нею стул.
На обеденном столе расставлено множество флаконов и мешочков, и матушка, беря их один за другим, изучает их содержимое.
– Я подумывала о том, чтобы вживить эту кость в мою брюшную полость, – говорит она, – но тогда мы не сможем узнать, идет ли процесс ее сращения или нет – я говорю о кости, а не о моей брюшной полости.
Я ахаю.
– Матушка! Неужто ты говоришь серьезно?
Она пожимает плечами, словно сочтя меня слишком уж слабонервной.
– Костям присущи особые свойства. Внутри живого тела они срастаются сами.
– Это если ты упала с дерева. Но то, о чем толкуешь ты… – я пытаюсь подобрать нужные слова, – это отнюдь не то же самое.
Она заправляет за ухо прядь светлых волос.
– Мы заставим эту кость поверить, что речь идет о том же самом.
– Тогда для чего же нужны все эти зелья? – Я беру со стола один из флаконов с жидкостью. – Раз уж мы отказались от планов разрезать тебя?
– Мы приготовим питательный раствор, – торжественно объявляет она.
Я вскидываю брови.
– Не сиди сложа руки. Помоги мне.
Она подходит к одному из буфетов и начинает доставать оттуда нужные ей предметы: миску, ложку, ступку, пестик и прозрачный стеклянный сосуд.
– Налей сюда воды и вскипяти ее, – говорит она, вручая мне котелок.
Когда вода закипает, мы добавляем в нее сахар, соль и ингредиенты, которые я принесла из костницы: немного костяной муки, порошок из лошадиного копыта, небольшой флакончик слез. Затем матушка достает швейную иглу.
– Дай мне руку, – велит она.
Я вздыхаю.
– Почему тебе вечно требуется моя кровь?
– Твоя кровь обладает магической силой, – отвечает она и прокалывает свой и мой пальцы.
– Это твоя кровь обладает магической силой. А в моей ничего такого нет.
Она застывает, держа одну руку в другой и глядя на каплю крови, краснеющую
– Любая кровь обладает силой, – произносит она наконец.
Мы держим руки над котелком, в него стекает по нескольку капель ее и моей крови, и варево слегка розовеет. Пока я мешаю полученный раствор, матушка дыроколом проделывает в каждой из половинок кости несколько крохотных отверстий.
– Раствор загустевает? – спрашивает она.
– Кажется, да. – Я поднимаю ложку. Жидкость стала студенистой.
– Отлично. – Матушка берет котелок и переливает его содержимое в стеклянный сосуд, затем соединяет половинки кости и кладет ее в получившийся отвар.
– А что теперь? – спрашиваю я.
Она отирает пот со лба.
– Теперь надо подождать.
Я прижимаю ладонь к груди и думаю о тамошней метке, напоминающей очертаниями натянутую тетиву лука, к которой приставлена стрела. Эта метка появилась у меня сразу после смерти бабушки – тогда она была темно-синей. А когда умер отец, стала черной.
– Я могу сказать тебе одну вещь? – спрашиваю я.
На лице матушки отражается удивление, и меня вновь пронзает чувство вины. Раньше я рассказывала ей все, но, когда приблизился день доведывания, перестала. Мысль о том, что мне, возможно, придется учиться на Заклинательницу Костей, хотя я знаю – в моих руках магия станет опасной и я осрамлю и мою бабушку, и мою мать, – давила на меня, словно чугунный плащ.
– Разумеется, – отвечает матушка, и ее голос звучит нарочито бесстрастно. – Ты можешь говорить мне все.
– Я боюсь того, что произойдет, если кость срастется.
– Ты хочешь сказать – если она не срастется?
Я качаю головой. Да, мысль о том, что по Мидвуду сейчас разгуливает не одна Саския Холт, а две, пугает, но, когда я представляю, что одна из этих версий вдруг прекратит свое существование, меня и вовсе охватывает ужас.
– Нет, – отвечаю я, прикусив губу. – Я не хочу, чтобы эта версия меня исчезла.
– О, Саския. – Матушка обнимает меня. От нее пахнет ванилью, и это так остро напоминает мне мое детство, что я крепко прижимаюсь к ней. – Видимо, я не все объяснила тебе, моя голубка. Если кость не срастется, исчезнут оба твоих будущих.
Я отстраняюсь.
– Как такое возможно?
Она плотно сжимает губы.
– Я сделала нечто такое, чего делать нельзя, – отвечает она. – Применила магический прием, пользоваться которым запрещено, и если об этом прознает совет…