Заклинатель змей
Шрифт:
— Вези, — усмехнулся Омар. — Не забудь сковать мне руки за спиной и подвесить к ним колоду. Вот уж в таком-то виде я непременно вылечу твоих болящих.
…Если б не клятва.
— Ну, чего ты хочешь? — взвизгнул Изз аль-Мульк. Схватил кувшин: бульк-бульк, подумав, что в нем — вода. II задохнулся, хлебнув ячменной водки.
— Не надрывайся, милейший. Цвет лица у тебя сейчас опасный, сине-багровый, как свекла. Как бы мне еще тебя не пришлось лечить от удара. Надо бы кровь пустить. Чего я хочу? Я хочу спросить: где же они?
Кто? — в слезах выдохнул визирь. У него под горбатым носом повисла прозрачная
— Ну, те, которые меня судили. Где они все? Шейхи, имамы, улемы. И прочие достойные служители правой веры. Где их священные заклинания? Или голос у них сел от приторно-сладкого шербета? Почему эта орава не возносит к престолу аллаха чудодейственных молитв о незамедлительном исцелении их блистательных высочеств от оспы?
— Возносит, — отер визирь свой внушительный нос.
— И что?
— По воле божьей…
— …царевичи продолжают хворать? Но, раз уж так хочет сам бог, смею ли я, ничтожный, идти наперекор его воле?
— Не издевайся, — взмолился визирь.
— А! — Узрев, что его и впрямь сей миг может хватить удар, Омар произнес уже совсем по-другому, без яда, скучающе: — Пять тысяч динаров.
— Что? — очнулся визирь, услыхав наконец нечто знакомое, родное.
— Видишь ли, о достойный, — устало вздохнул Омар. — С царской властью теперь у меня дела как у сезонного работника-строителя с заказчиком: я делаю — вы даете деньги, даете деньги — я делаю. Что будет с ней, этой властью, через год, через десять лет, через сто, меня не волнует. Она у вас, и вам виднее.
Усами я мету кабацкий пол давно,Душа моя глуха к добру и злу равно.Обрушься мир, — во сне хмельном пробормочу:"Скатилось, кажется, ячменное зерно".Омар вылил в медный тазик кувшин ячменной водки.
— Отсчитай сюда пять тысяч динаров.
— Зачем же — в нее? — удивился визирь, доставая из ковровой сумы большой тяжелый кошель и морщась от горького водочного духа.
— Чтоб смыть заразу.
— Я не хворый, можешь поверить! И деньги эти — из моей казны. — Визирю полегчало. И пар спиртной его развеселил и, главное, раз уж разговор зашел о золоте, значит, можно поладить с упрямцем. Именно неподкупной его твердости стоять на своем визирь и боялся, когда скакал во всю прыть по заснеженным дорогам в Нишапур. Теперь дело иное. Омар, конечно, человек неуживчивый, но врач редких способностей. — Возьми, тут как раз пять тысяч.
— Посчитай.
— Ты мне не веришь? — оскорбился визирь.
— Милейший! Я больше никому не верю. Отсчитай по одной монете ровно пять тысяч.
— Время идет!
— Где ты был раньше?
Пришлось визирю с душевным скрежетом считать монеты. Груда золота. Визиревы приближенные глаз не могли от нее оторвать.
— И впрямь не стоит портить водку. — Омар вылил ее назад в кувшин. — Мы лучше выпьем ее. Хочешь?
— Отстань!
— Зря. Полезная вещь. Я выпью. Чтоб не мерзнуть в дороге. Отсчитал? Хорошо. Скажи, как быстро! Тебе бы менялой быть. — Омар ссыпал монеты в кошель, сунул увесистый кошель к себе под накинутый тулуп. — Это деньги за "Наврузнамэ".- сказал он визирю дружелюбно, — ведь ты оценил
— У меня… нет с собой больше денег! — опешил визирь.
Он чуть не плакал от унижения, от стыда перед приближенными. Не беда! Перетерпит.
— Больше денег нет? Вели позвать… городского судью Хусайна ибн Али ибн Микаля. Он человек богатый. От трудов праведных. Пусть пожертвует две тысячи во здравие их высочеств сельджукских царевичей.
— Позовите, — растерянно велел сановник своим приближенным, впервые в жизни наблюдавшим подобное зрелище. Они не знали, что и думать.
Ораз, тот сдержанно похохатывал, мигая Омару: мол так и надо.
Понимал Омар, что затеял не совсем достойное лицедейство и что сам он в нем выступает в не очень-то приглядном виде. Но разве не гнусное лицедейство — суд над ним в Исфахане и здесь, в Нишапуре? Он комедиант не хуже других, раз уж на то пошло…
***
Судья Хусайн ибн Али ибн Микаль колени и локти разбил, так быстро бежал он, скользя и падая по обледенелым колдобинам. Сразу видно, что не тюрк, — тот за сто шагов поехал бы на коне. Узрев Омара, дружески беседующего с визирем, несчастный судья вообразил, что звезда его вот-вот сорвется с небосвода и канет в непроглядную пучину. С должности снимут, усадьбу отнимут. Светопреставление! Будь проклят день и час, когда заключил он с коварной старухой Айше хитрую сделку.
— Я в городе вашем… оказался…в стесненных обстоятельствах, — хмуро сказал визирь, не глядя на судью, на сей раз разбившему лоб — с таким неистовым рвением он пал ниц перед его светлостью. — Не дашь ли ты мне… взаймы… две тысячи динаров?
"И только?" — возликовал судья.
— Ради бога! Хоть… двадцать две. Хоть… все имущество. Ну-ка! — Он вырвал у слуги ковровую суму. Которую, зная, чем обычно кончаются встречи с высокопоставленными особами из столицы, предусмотрительно велел захватить.
Омар молча ткнул пальцем перед собой, показывая, куда ссыпать монеты.
— Услужить… великому визирю… и мудрейшему из ученых… — Судья торопливо выкладывал деньги, плотно увязанные в виде колбасок, стопками по тридцать динаров в шелковых тряпицах. Прямые тяжелые колбаски в его трясущихся руках стукались, издавая сквозь шелк приглушенное звяканье. — Жизнь готов отдать…
— Жизнь свою оставьте себе, почтенный, — любезно сказал ему Омар, пересчитав деньги. — Она вам еще пригодится… для добрых дел. Может быть, о справедливейший, расписку дать? — озарил он судью сладчайшей улыбкой. — Или вы и так поверите нам, великому визирю и личному царскому лекарю? Торопимся мы.
— Ах… вах… аллах! — задохнулся судья. — Что вы, сударь. Я для вас…
— Ну, дай вам бог! — приласкал его царский лекарь своей лучезарной милостью. — За нами не пропадет. Я нечего, как видите, не забываю. Как п'оживает ваша почтенная сестрица Айше? Передайте ей мой солнечный привет. И прекрасной племяннице вашей… э-э… Сорейе.
Я уезжаю в Исфахан. Ее величество царица Туркан-Хатун призывает меня пред очи свои. Не возьмете ли вы на себя, о честнейший из честнейших, труд присмотреть за моим убогим домом? Чтобы какой-нибудь мошенник не захватил его в мое отсутствие.