Заклятая невеста
Шрифт:
— Не думаю, что Пустота вырвется на свободу, пока Золтер заперт внутри меня.
Ронгхэйрд покачал головой.
— А если все-таки вырвется?
— Мне все равно. Я готов рискнуть Аурихэймом, но не готов рисковать ею.
Друг явно хотел возразить, но промолчал. Льер же неожиданно подумал о том, что впервые мысленно назвал его другом. Это странное слово пришло из мира Лавинии, пришло вместе с ней, потому что до ее появления в его жизни не было друзей. Не было любви, были лишь доверенные лица и так называемые союзники, каждый из которых вел свою игру.
— Если все станет совсем плохо,
— Так же, как сейчас за нее решаешь ты?
Отчасти Ронгхэйрд был прав. Но только отчасти — он видел, как горели ее глаза, когда они говорили про возвращение в Мортенхэйм. Лавиния была счастлива, она предвкушала встречу с родными, и она готовилась к ней, но теперь будет вынуждена сидеть рядом с ним и ждать, пока в нем снова проснется чудовище, которое причинило ей столько страданий. Больше всего он боялся того, что Золтер снова причинит ей боль, а в том, что он это сделает, сомневаться не приходилось: краткий миг его пробуждения при разрушенном Дворе Жизни, искра злобы — оказались настолько яркими, что Льер почти потерял над собой контроль. Он едва успел снова перехватить сознание и сейчас чувствовал, как перед глазами то и дело вспыхивают картины того, что Золтер собирается сделать.
Это были не его мысли и не его желания, но они были в нем.
Точно так же, как яд чужого сознания, бестелесной оболочки, питаемой Пустотой, которая снова набирала силу. С каждой минутой он все ярче чувствовал, как эта сила рвет его изнутри, стараясь перехватить контроль. Медлить было нельзя.
— Мне пора, — сказал он, поднимаясь. — Подготовь оковы. Когда я вернусь…
— Если она не согласится уйти, — перебил его Ронгхэйрд, — что ты будешь делать тогда?
Разумеется, она не согласится. Лавиния любит его, и она любит Аурихэйм. Она просто не умеет по-другому, и ни за что не согласится оставить их. Поэтому ему придется сделать так, чтобы она никогда о них не вспомнила. Лавиния заслужила спокойную жизнь рядом с семьей, а лишние воспоминания ей совершенно точно ни к чему.
На вопрос Ронгхэйрда он не ответил, просто шагнул к дверям.
Первой была Амалия: увидев его, стражи расступились, а девушка, неподвижно застывшая у окна, попятилась, вжимаясь в стену. В глазах отразился ужас, особенно когда он захлопнул дверь.
— Лавиния меня простила! — взвизгнула она. — Пожалуйста! Не трогайте меня! Не тро…
Договорить Амалия уже не успела, заклинание печати легло на ее память, прочно стирая воспоминания об Аурихэйме и обо всем, что с ней здесь произошло. Следующим стало заклинание сна: она упала к нему на руки, и Льер подхватил ее, на этот раз воспользовавшись порталом.
Лавиния была одна: она уже успела переодеться к приему, и, видимо, отпустила Лизею, чтобы та занялась собой. Увидев его с Амалией на руках, широко распахнула глаза и резко поднялась.
— Льер, что все это значит?!
Амалию он опустил в кресло, а потом шагнул к ней. Быстро, чтобы не передумать — рядом с ней его решимость слабела — преодолел разделяющее их расстояние. Объяснять что-либо было бессмысленно, но он не хотел, чтобы последним воспоминанием осталось непонимание в любимых
— Золтер по-прежнему жив, — произнес он, обхватывая ее лицо руками. — Мне не удалось его уничтожить.
Сейчас, находясь рядом с ней, страшно было даже представить, что он видит ее в последний раз, но теперь он точно знал, что поступает правильно. Она будет жить, Золтер никогда больше до нее не доберется. Со временем Лавиния найдет свое счастье… ударившую в сердце яростную ревность Льер заглушил усилием воли.
— Я не знаю, насколько он силен, и как быстро он снова сможет взять меня под контроль. Когда он вернется, тебе лучше быть как можно дальше от меня и от Аурихэйма.
Вот теперь она поняла — и то, что произошло на развалинах, и то, что он собирался сделать: осознание сменилось решимостью, которую он видел уже не раз и не два.
— Льер! — яростно прошептала Лавиния. — Как тебе вообще в голову такое пришло?! Я тебя люблю, и…
— Я тоже люблю тебя, — он коснулся лбом ее лба. — Я так тебя люблю, что не смогу себя простить, если с тобой что-то случится.
Она собиралась возразить, но печать отрезала все воспоминания о нем раньше, чем Лавиния успела понять, что случилось. Она соскользнула к нему на руки, и Льер на миг прижал ее к себе, запоминая это прикосновение. Наверное, о большем он и мечтать не мог — многие элленари за всю вечную жизнь не испытывали такой силы чувств.
Портал в ее спальню в Мортенхэйме открылся спокойно. Здесь не работали даже сигнальные артефакты (видимо, де Мортену даже в голову не приходило, что похититель его сестры решит лично вернуть ее тем же способом, что и забрал). Всплеск магии перенес Амалию из кресла в кресло, Лавинию Льер осторожно опустил на кровать.
На миг вглядевшись в умиротворенное лицо, коснулся пальцами ее щеки.
А после, не оборачиваясь, шагнул обратно в Аурихэйм.
12
— Леди Лавиния! Леди Лавиния, проснитесь!
Попробуй тут не проснуться, когда тебя трясут за плечо. Уверена, если бы мне что-то снилось, это был бы корабль, который шторм кидает в море, как щепку. Тем неожиданнее было открыть глаза и увидеть Амалию. Раскрасневшаяся, девушка уже собиралась на новый заход, но тут же меня отпустила.
— Слава Всевидящему! Вы не знаете, что произошло?
Я не знала.
— Почему я проснулась в вашей комнате?! Я ничего не помню!
Я тоже ничего не помнила, равно как Амалия оказалась в моей комнате, почему я лежу на постели в верхнем платье, в котором хоть сейчас на бал, и, кажется, прическа у меня тоже далека от ночных кос. В этом я убедилась, когда ощупала голову, но еще большей странностью оказались серьги.
Серьги?!
Я же никогда не носила серьги! У меня даже уши не проколоты!
Как выяснилось, проколоты. Об этом мне сообщило зеркало, явив взгляду меня, одетую так, словно я не просто собиралась на бал, а в качестве королевы. Тяжелая диадема чем-то напоминала корону, такой же тяжестью лежало на груди ожерелье.
Вот уж впору сомневаться в собственной адекватности, но глядящая на меня через зеркало взволнованная Амалия была в точности такая же. То есть она тоже решительно не понимала, что происходит.