Заклятая невеста
Шрифт:
Первым в него ворвались мы с Золтером: ворвались, чтобы оказаться между высоченных скал. У их подножия раскинулась деревушка, если можно так назвать двенадцать рядов покосившихся домишек, относительно похожих на человеческие. Окон в них не было, а двери напоминали замковые решетки, почему-то раскаленные докрасна. Внимание привлекла постройка, стоящая в центре площади. Из густой трубы валил дым, даже сквозь плотные каменные стены и окружающий нас шум доносился странный, звенящий звук.
— Здесь живут наши кузнецы и их семьи, — сообщил Золтер достаточно громко: часть
Я чуть было не спросила, зачем элленари вообще оружие, если их невозможно убить, но поняла, что этот вопрос может стоить мне жизни.
— В том числе закаленные антимагией цепи, — добавил он. — Находясь в которых любой элленари испытывает жуткие мучения.
Вот, собственно, и ответ.
— Не думала, что антимагию возможно укротить, — бросила я.
— В мире смертных нельзя, — последовал ответ, и мне захотелось подрезать крепление седла.
В конце концов это тоже стоило бы мне жизни, но летело бы его аэльвэрство красиво, вниз головой, на глазах у своей придворной стаи.
Тем временем деревушка осталась за спиной, мы углубились в скалы. Я уже почти привыкла к тому, что Аурихэйм — мир, подчистую лишенный силы природы, но такое странное место видела впервые. Скалы острыми пиками вырастали прямо из земли, одиночные, острые, злые, стремящиеся пронзить грозящее молниями небо.
Мимо пронеслась Ирэя на огненно-рыжем жеребце (для себя я решила пока называть этих животных знакомым родному миру определением). Алые волосы вспарывали черно-белый пейзаж, обжигали пеструю беснующуюся толпу, а когда псы всем скопом устремились за ближайшую гряду, я с ужасом поняла, что они взяли след.
— Если тебе станет легче, — неожиданно сообщил Золтер, направляя зверя вперед и вверх, — бъйрэнгалы — дикие и очень опасные твари. Они перелетные, перемещаются с места на место и способны уничтожить целую деревню или даже город простых элленари, если нападут стаей.
— Это повод их травить?
— Это повод быть безжалостными.
Продолжить наш разговор мы не успели: справа, из-за остроконечной верхушки прямо над нами взметнулся зверь размером с дога или даже с дикую кошку. Впрочем, дикую кошку он больше всего и напоминал: алые, как кровь, глаза, с вертикальным зрачком, такое же безволосое туловище, как у псов, ободок шипов, защищающий шею. Шипы были и на спине, и на крыльях, мощных и сильных. Он метнулся на нас стрелой, выпущенной из арбалета. Когти я отметила мельком, в дюймах от лица, когда несущий нас зверь, подчиняясь руке Золтера, резко ушел в сторону.
Я едва успела перехватить брошенные мне в руки поводья, когда перед глазами мелькнуло лезвие кинжала. Один короткий замах — и вопль раненого зверя, ударил по нервам. Бъйрэнгал отпрянул, пытаясь удержаться на одном крыле (второе Золтер просто рассек), и рухнул вниз. Черная свора метнулась за ним, многоголосьем заглушая то, что я не хотела слышать.
Точно так же, как не хотела слышать звучащий из-за спины голос:
— Ты можешь отпустить поводья, Лавиния.
Я швырнула ему их в руки и отвернулась, стараясь смотреть на безучастный
— Ненавижу вас, — прошептала я. — Как же я вас ненавижу!
И не успела отпрянуть, когда свободной рукой мое лицо развернули к себе, впиваясь болезненно-жестким поцелуем мне в губы.
От неожиданности ворвавшейся в жестокую реальность яростной ласки задохнулась, широко распахнула глаза. Чтобы обжечься о глубокий, почерневший до темноты взгляд, упереться ладонями ему в грудь, попытаться отпрянуть.
Золтер не отпустил, сильнее вжимая меня в себя. Губы горели огнем, и огонь с них распространялся по телу, заставляя теряться в ледяных порывах ветра и этом сумасшедшем поцелуе. Только когда сзади донесся чей-то голос, я почувствовала свободу.
Если можно так выразиться.
Губы по-прежнему полыхали, крики раненых зверей, вой псов, ор охотничьего рога и торжествующие голоса элленари сливались воедино.
— Да, — хрипло произнес он, облизывая губы. — Ты умеешь ненавидеть, Лавиния.
Я вспыхнула.
— Если выбирать между вами и падением на камни, я выберу вас.
— А как же гордость леди Энгерии?
Он что, издевается? Очень похоже на то.
Голодный взгляд. Очень голодный и злой: невозможно даже представить, что под ним скрывается.
— Гордость хороша, но жизнь я ценю больше, — отвечаю я и отворачиваюсь.
Узор, привязавший меня к нему, пульсирует, отзываясь дикой, чуть ли не болезненной жаждой. От этого меня трясет, а еще трясет от мысли, что я сижу к нему слишком близко, и могу чувствовать его желание.
Чтоб его разорвало!
Впрочем, когда яростный крик переходит в жалобный, я зажимаю уши и закрываю глаза. Мне нельзя показывать свою слабость, но я не могу на это смотреть. Не хочу этого слышать, но не чувствовать не могу. Все мое существо противится тому, что здесь происходит, и если Золтер действительно хотел для меня наказания, лучше он придумать не мог.
Когда мы наконец опускаемся, меня трясет. Сильные руки ставят меня на землю, надо мной раздается голос:
— Открой глаза, Лавиния.
Я открываю, и смотрю только на него. Смотрю, чтобы не смотреть по сторонам, дышу глубоко, но голос все равно кажется сорванным и хриплым.
— Уберите руки, — говорю еле слышно. — Если вы притронетесь ко мне сейчас, вам придется меня убить, потому что я за себя не отвечаю.
Странное дело, но он меня все-таки отпускает.
— Далеко не отходи, — следует приказ.
Мне хочется плюнуть ему в лицо, вместо этого я разворачиваюсь и просто иду сквозь ряды элленари. Одежда в разводах, на лице брызги крови, возбуждение и азарт бьются о камни, бурлят горной рекой. На меня особо никто не смотрит, но сейчас меня это полностью устраивает. Хрустят под копытами камни, хлопают мощные крылья коней, слышатся крики-ржание.
Я подхожу к скале, зубцами вырастающей в небо, касаюсь ладонью гладкого камня.
Мне нужно найти способ достучаться до Эльгера или до брата. Вот только как? Аурихэйм не откликается на магию смертных.