Заклятые подруги

Мусина Мария

— Вы у меня спрашиваете? — Слава даже оглянулся вокруг: нет ли тут кого еще?

— И я не знаю, почему. Но ведь это очевидно. Если человек действительно чувствует на своем примере божественную силу, которая может людям помочь, зачем он станет проповедовать что-то от своего имени? Тягаться с Богом смешно. И глупо. Либо ты в приметы веришь, либо в Бога. Либо — либо.

— Но, предположим, врачи. Даже те, дореволюционные, которые в Бога верили. Они ведь не отправляли своих пациентов в церковь, пользовали ведь их, помогали…

— Вот, — Лариса была довольна Славиной логикой, — правильно. Потому что когда к тебе приходит человек и просит о помощи, ему нужно помочь. Не скажешь же: «Дорогой, Христос страдал, и нам надо страдать.

Терпи». Но врач ведь и не делает вид, что он нечто чудесное предлагает. Нечто, что ему только и подвластно. То есть существуют, конечно, врачи талантливые и бездарные, как и во всяком деле. Можно собрать консилиум, обсудить с коллегами сложную ситуацию. Можно развести руками: медицина пока бессильна. Можно ошибиться в диагнозе. Можно признать: свершилось чудо, больной выжил, хотя по науке обязан был помереть. Разницу улавливаете? Нет? Это оттого, что вы мало с экстрасенсами общались. Главное их свойство — категоричность, безапелляционность, абсолютное отсутствие сомнений. И это, с одной стороны, хорошо. Иначе они никогда бы никому не помогли, не сумели бы. Они убеждают клиента твердостью веры в свои силы, дают ему непоколебимую надежду, что само по себе — лекарство, панацея при любых обстоятельствах. Но они ставят пациента и в зависимость от себя, да еще в какую зависимость. Ни одному доктору, будь он даже гений, и не приснится никогда такая подневольность больного, такая подчиненность каждому его взгляду, слову, жесту. В сущности, если бы человек был просто некой биохимической системой, уж как-нибудь медицина за несколько тысячелетий сообразила бы, как его надо лечить, налаживать здоровые процессы в организме. Но у человека есть душа. Вещь в себе. У каждого — своя. Вот тут-то и возникает проблема, которую экстрасенсы берутся разрешить.

— И им это удается, — скорее утвердил, чем вопросил Кудряшов.

— Да ничего особенного, — поморщилась Лариса, — им не удается. Если и удается, то то же, что и официальной, вернее, так называемой официальной медицине. А уж сколько они, сенсы эти, вреда, прости Господи, приносят… Время тянут, — Лариса загнула мизинец, — больному бы бежать к доктору, а он по колдунам шляется, потом с хроникой уже доплетается до врачей, все равно к ним идет, как прижмет по-настоящему. Боль ведь не тетка. А уж о душе, — сжала в кулак пальцы, — молчу вообще. Ведь на самом-то деле расклад такой. Только человек с очень слабой верой или вообще без веры может всерьез порчи опасаться. Он тогда боится испытаний и вечно трясется, как бы чего с ним в жизни трудного не приключилось, не произошло. Он от всего шарахается, всего страшится, всего робеет, от всего трепещет. К такому и в самом деле все липнет. Глянь на него косо — у него инфаркт случится, инсульт. Да что инсульт — у него от страха-ужаса гормональный фон сдвинется, у него все, что угодно, в организме произойти может. От страха. В такой вот сглаз, в такую порчу, разумеется, кто не поверит?

— И что же, — попытался съязвить материалист Кудряшов, — верующие и не болеют вовсе, и к врачам не обращаются?

— Еще как болеют. И к докторам ходят. И лечатся. Но они к телу своему по-иному относятся, на жизнь свою на этом свете вообще иначе глядят. Может, они дела какие здесь не доделали, прегрешения свои еще не искупили, детей не вырастили, им для этого жизнь нужно продлить. Чтобы близким, может, в тягость не быть, надо страданий собственных избежать. Улавливаете разницу? И уж будьте покойны — их-то никто не сглазит никогда. Они иные объяснения своим болезням знают. К своим грехам обращаются, а не к чужому злу претензии имеют. Ведь что значит порча? Кто-то, значит, нехороший такой рядом завелся. А ты — жертва невинная? Так разве бывает? Вот вы скажите, у вас опыт вроде в другой области. Бывают совсем уж невинные жертвы?

Кудряшов подумал и честно признал:

— Крайне редко. Если только дети в беду попадают. Да и то обычно родители виноваты.

Не научили, не предупредили. Не уберегли. Раздел даже такой есть в криминалистике — виктимология. Наука о предрасположенности стать жертвой преступления. Изучаются разные качества личности, обстоятельства…

— Значит, вопрос закрыт? С порчей-сглазом?

— Да, но как же тогда Алевтина? Она что же, людям голову морочила? — Кудряшов недоверчиво посмотрел на Ларису.

— Ну почему морочила? Она помогала. Я ее способы-методы не разделяю, но… Но! Но врач тоже не будет читать мораль человеку, который пришел к нему за помощью. Просто поможет. Алевтина могла помочь. И помогала. Не всегда и не всем.

— Неувязочка, Лариса Павловна, — огорчился Кудряшов. — То вы говорите, что экстрасенсы должны прямиком клиента к Богу посылать. А то — помогала. Предположим, с порчей мы выяснили. Каков ее механизм — установили. Ну а дальше-то? Дальше-то как же?

— Каждая живая тварь, Вячеслав Степанович, хочет счастья и здоровья. А те, которые в душе атеисты, пусть они при этом хоть каждый день земные поклоны бьют, тоже жаждут этого здоровья и счастья, причем сейчас и немедленно. И если им помогала Алевтина, если им легче становилось, может, это хорошо, а?

— Но вы же сами говорите…

— А вот такая я противоречивая вся, — улыбнулась Лариса.

— Я серьезно. Мне для расследования надо понять, для дела, — обиделся Слава.

— Серьезно я вам уже все сказала. Один только верный способ есть, беспроигрышный. Но это вопрос силы веры. И вопрос выбора. Вопрос выбора системы координат. Находите себе одну систему из многих. Одну какую-нибудь подыскиваете подходящую, по ней и живете. Но тогда уже в другие не заглядывайте. А ведь у каждой системы есть свои минусы и плюсы. Им тогда не завидуйте. Но ведь все хотят отовсюду хорошего нахватать, а от плохого избавиться. Так не бывает, Вячеслав Степанович, не бывает так. В свою систему координат Алевтина вполне вписывалась.

— А как она это делала, ну, это… — Кудряшов сделал неопределенный, всеохватывающий жест.

— Умела. Тоже не всегда у нее получалось. Как делала? Легче всего объяснить Внушением. Дескать, вот ведь, когда новые лекарства испытывают, пациентам дают одним лекарство, другим пустышку. И сравнивают результаты. И среди тех, кому пустышку дали, тоже огромный процент исцеленных наблюдается. Новые лекарства вообще лучше старых лечат — факт установленный. Можно внушением объяснить Алевтинины успехи в целительстве. Но это будет неправда. Вернее, правда, но не вся. А всю правду не скажу. Потому что сама не знаю.

— Лариса Павловна!

— А?

— Вы Коляде Алевтине Григорьевне гороскоп составляли когда-нибудь?

Лариса согласно кивнула:

— У меня было подозрение, что Алевтина не назвала мне точной даты своего рождения. Намеренно или случайно. В конце концов Алевтина могла и не знать, когда она на самом деле родилась. Я не думаю, что Алевтина хотела меня проверить, нет, не думаю. Если астролог понимает, что ему морочат голову, он обычно бросает карты на стол, что называется. Встречаются такие любители — проэкзаменовать астролога. После таких проверок с ними уже не разговаривают серьезно. Но Алевтина была моей подругой, подругам принято доверять. Я, естественно, ей не говорила о своих подозрениях. Но ничего трактовать не стала, сказала: слишком все для меня закрыто. Не понимаю.

— Так бывает?

— Иногда, редко, но бывает.

— А вы знаете, Лариса, что Коляда поменяла имя? Ее ведь крестили не Алевтиной…

— Вполне возможно, — спокойно согласилась Верещагина. — Это старая манера у колдунов. Еще со времен язычества был такой магический обряд — «захватить имя» назывался. Воинам, например, всегда давались вторые имена. Чтобы врагу труднее было с помощью злых духов их победить. Когда неизвестно подлинное имя человека, он менее уязвим.

— Но это же дикость! — возмущенно вскричал Кудряшов.