Заключенный
Шрифт:
Умереть от научно-исследовательского журнала. Да, черт возьми.
Новички отдавали предпочтение бумажным ножам, поскольку их легко сделать: туго сворачиваешь бумагу, намыливаешь и посыпаешь солью. Это делает бумагу достаточно опасной для того, чтобы разрезать кожу, как металл. Главным преимуществом такого ножа является то, что от него легко можно избавиться, просто разворачиваешь его обратно и смываешь в унитаз. Очень удобно, когда надзиратели устраивают осмотры камер.
Тем не менее лезвие было маленьким, поэтому, чтобы добиться успеха, ему нужно подойти ближе. Как
Я стоял неустрашимый, в ожидании атаки. И он решился. Движение было быстрым. Небольшие размеры давали ему преимущество в скорости, но, поскольку он налетел прямо на меня, появилась возможность оттолкнуть его прежде, чем он успел замахнуться ножом.
Парни из банды прикрыли улыбки за руками. Без сомнения они ждали его провала. Для этих скучающих мужчин наблюдать за избиением какого-то паренька было развлечением.
Пошли они.
Я не цирковая обезьянка.
Схватив новичка, я одной рукой прижал его к стене, выбил из рук нож, а самого отбросил в сторону, как мешок с бельем. Не поднимаясь с колен, он отполз назад, отступая к группе зевак, которые стояли в невероятном возбуждении.
Улыбки исчезли, они сердито смотрели на меня из-за того, что я не вцепился в парня и не избил его до полусмерти. Мне это не нравилось.
Я знал, что последует дальше, но это не имело значения. Я стоял с ножом в руке, окруженный семью членами банды, разозленных тем, что я не играл по их правилам. Их татуировки блестели от пота, волосы, смазанные маслом, были зачесаны назад. Темно-карие глаза оценивали мое положение, готовясь к нападению.
Я пробежался по ним взглядом, пытаясь вычислить, кто нанесет удар первым, но они удивили меня тем, что накинулись всемером.
Я отбивался с переменным успехом, не используя нож, даже если учесть тот факт, что семеро на одного — нечестно. Я старой закалки, так что пошло оно все. Если мне суждено проиграть, то это будет по-моему: я не сдам позиций. И только когда один из них вонзил мне в ногу лезвие, я окончательно упал.
В этот момент помещение заполнили офицеры, разнимая дерущихся, они сразу же вырвали у меня из рук лезвие, не обращая внимания на другого парня с ножом. Как обычно, игнорируют всех остальных, размахивающих оружием. Я всегда был в черном списке и никому не приплачивал, поэтому короткая соломинка доставалась мне.
Никто и не говорил, что офицеры порядочны. Деньги и наркотики — единственный язык, который они понимают.
Вскоре меня заковали в наручники и потащили в лазарет. Меня окружил запах собственной крови, вызывая неприятные воспоминания. Мексиканцы, напавшие на меня, смеялись вслед, сплевывая на холодный бетон у моих ног.
Нога болела в том месте, куда вошло лезвие, а хаки медленно окрашивались кроваво-ржавым цветом. Я, не хромая и с высоко поднятой головой, шел в медпункт. Я не позволю этим мудакам понять, насколько сильно ранен.
Трое из нас, включая Карлоса, отправились в лазарет, остальные вернулись в камеры. Некоторые, в том числе и новенький, сбежали, только завидев охрану. Я ухмыльнулся тому, что, по крайней мере, зацепил Карлоса и еще одного
Офицер Ривз грубо тащил меня к медпункту. Он был грязным ублюдком, применявшим чрезмерную силу. Он положил на меня глаз еще в первый день моего здесь появления. То, как он смотрел, заставило задуматься, не хочет ли он сделать из меня шестерку. Честно говоря, его внимание стало главной причиной занятий спортом.
Он продолжал наблюдать за мной на протяжении нескольких недель, пока, наконец, не подошел. Хотите верьте, хотите нет, но офицеры представляли собой большую опасность, чем заключенные. После знакомства с ним я узнал, что офицеры тратят тысячи долларов на азартные игры. Что-то вроде санкционированного для развлечений "бойцовского клуба". Они ставили заключенного против заключенного, победившему платили проценты. В его глазах я был ценным бойцом.
Победивший не просто получал деньги. У него появлялись особые привилегии и вознаграждения, какие обычно не встретишь в тюрьме. Из их дел вычеркивались записи. Закрывали глаза на контрабанду, а иногда даже поставляли ее им. Деньги. Наркотики. Оружие. Защита. Женщины. На бойцовском ринге можно было выиграть много чего, но ничего из того, что мне нужно.
Я ему тогда отказал и продолжал это делать последние десять лет. Ублюдок ненавидел меня за это и превращал мою жизнь в ад. Он считал, что если будет продолжать в том же духе, то я сломаюсь. Хотел сделать из меня личного бойцовского пса. Чтобы я уничтожил конкурентов, заработав ему тысячи долларов.
Этому не бывать.
Для офицеров заключенные пустым местом. С нами обращались, как с собаками, офицеры, имевшие деньги, вкладывались, подкармливая и разводя зверушек. Они вознаграждали и наказывали своих подопечных ровно настолько, чтобы большие собаки оставались наверху, а остальные оставались именно там, где им и полагалось.
Это было выгодно, особенно для такого парня, как я. Ривз не единственный, кто время от времени пытался втянуть меня в драки. Выступать против офицеров было почти так же опасно, как и сражаться в их клубе. Ты становишься мишенью, тем, кого пытаются сломить и уничтожить за неподчинение и отказ прыгать на задних лапах, но ничего из этого не имело для меня значения. Я дрался, чтобы выжить. Конец истории. Те, кому было что выиграть, но нечего терять, ненавидели меня.
— Шевели задницей, Икс, — произнес офицер Ривз, прижимая дубинку к моей спине.
Решетки лязгнули перед тем, как открыться. С опущенной головой я последовал в лазарет за офицером Ривзом. Запах антисептика всегда вызывал у меня тошноту.
Я поднял глаза и увидел ее. Медсестру. На ней был санитарный костюм бледно-розового цвета. Ничего сексуального в ее одежде не было, она выглядела нежной и милой. Честно говоря, она казалась самым прекрасным созданием, что я когда-либо видел.
Не знаю, было ли дело в ангельской красоте ее фарфоровой кожи или то, что она казалась абсолютной загадкой, но все, что я мог — стоять ошеломленным. От нее просто дух захватывало.