Закольцованность

Кинд Нила

Вода перестала литься. Но Алёна не выходила.

– Если ты стесняешься, я выключу в комнате свет.

– Да, выключи, пожалуйста…

Он щёлкнул выключателем, улыбнулся про себя.

– Всё, можешь выходить. Я ушёл на кухню и не подсматриваю.

Герман услышал её быстрые лёгкие шаги. Чуть выждав, сам пошёл в душ. Тело уже было в предвкушении, кровь пульсировала толчками, опаляя жаром внутренности. Из ванной он сразу вышел нагим. Он пока не придумал, как ему с ней, такой робкой, действовать: волевым напором или нежной прелюдией. Алёна стояла возле кровати, Герман разглядел в темноте её белеющий стройный силуэт, видимо, она не решалась лечь. От неё исходили такие сильные волны страха перед тем, что должно произойти, что тут же смыли все его «стратегии и тактики», захлестнуло желание скорее заключить её в объятия, убрать сомнения, доставить радость.

Он

подошёл, одновременно ласково и требовательно развернул её за плечи к себе, прильнул к губам – они показались ему очень вкусными, так что он задержался на поцелуе, правой рукой обняв её за спину, левой обхватив грудь, сжимая осторожно, чтобы не причинить боли, наслаждаясь мягкой тяжестью. Алёна затрепетала в его руках. Пока не обнимала в ответ, но уже подчинялась его воле. Герман чуть навалился на неё, вынуждая лечь. Как только она оказалась под ним, второй рукой сжал другую грудь, по очереди лаская языком и губами напрягшиеся соски, слегка покусывая их, чувствуя, как дрожь страха в её теле превращается в дрожь страсти, спустился ниже, проводя нежными поцелуями полоску от ложбинки на груди до заветного треугольника, задержавшись на аккуратном углублении пупка, опалив его дыханием и горячим языком, с удовольствием ощущая, как всё больше выгибается под ним её тело, как плотнее прижимаются руки к его спине, как бёдрами она непроизвольно пытается удержать его твёрдую, донельзя возбуждённую плоть, и пока намеренно игнорируя эти её попытки. Коснулся языком трепетного пульсирующего бугорка, стал дразнить, сжимать губами, испытывая невероятное блаженство от чувственных судорог, которые пронзали её тело. Лишь когда понял по её нарастающему стону, что она почти на пике наслаждения, несколько раз с силой глубоко вошёл в неё. Экстаз они испытали вместе. Какое-то время Алёна продолжала обнимать его и он лежал, слегка опираясь на локти, чтобы не слишком придавливать её телом, но при этом чувствовать её горячее, обильно смоченное влагой лоно, липкий от выплеснувшегося на него семени живот (он не воспользовался латексом, с самого начала вдруг испытав желание познать её без всяких преград, а Алёна и не спросила ни о чём), хотелось касаться нежных выпуклостей грудей, слушать колотящееся сердце; он разглядывал её покрытое жаркой испариной лицо (глаза уже привыкли к темноте), оно стало ещё красивее от пережитого восторга, из приоткрытых губ вырывалось прерывистое дыхание. Когда её руки соскользнули с его спины, Герман осторожно лёг рядом с ней на бок, медленно водил ладонью по её вздрагивающему телу, поглаживая, успокаивая… Он бы и дальше лежал так, любуясь ею, но мокрая простынь под ними уже стала остывать. Алёна открыла глаза, смотрела на него в смущении, не зная, как повести себя дальше.

Он поднялся, подал ей руку, спросил, ободряюще улыбнувшись:

– Теперь в душ пойдём вдвоём?

Она оперлась об его руку, встала, по-прежнему исполненная робости, несмотря на то, что произошло между ними в постели.

– Если хочешь, свет включать не будем, – пошёл он ей навстречу.

– Мне так будет комфортнее, – с благодарностью прошептала Алёна.

В душевой кабине в темноте, пока намыливали друг друга, снова неизбежно возбудились, он погрузился в неё, приподняв за ягодицы, ртом найдя её губы, властно захватив их в плен языка и зубов. Экстаз опять был обоюдным и ничуть не менее сильным, чем первый.

Когда вернулись к кровати, сказал:

– Подожди, я поменяю простынь.

Обычно после посещения ванной комнаты его рандеву заканчивались, он вызывал своей даме такси, сейчас же ему очень хотелось продлить свидание. На ощупь он нашёл новую простынь в бельевом шкафу, Алёна держала тонкое одеяло и подушки, пока он перестилал кровать.

Они снова легли. Герман повернулся боком, подперев голову кулаком, ласково провёл ладонью по её щеке, произнёс:

– Я не спросил, каким временем ты располагаешь…

Алёна застенчиво проговорила:

– А сколько обычно нужно для такой… встречи?

– Я так и понял, что для тебя это впервые… – он улыбнулся, чувствовал себя странно, хотелось быть с ней очень нежным… Разумеется, он всегда был предельно корректен с теми, кого выбирал для своего «досуга», но, пожалуй, ни разу не испытывал такой потребности – быть нежным не по «ситуации», а по велению сердца… – Никаких твёрдых правил тут нет. Я был бы рад, если бы ты провела со мной всю ночь, даже если бы просто лежала рядом и спала.

– Могу остаться до утра, – ответила она. Помолчав, добавила: – Спасибо тебе, мне было очень хорошо.

– Мне тоже… очень… –

он продолжал в темноте гладить её лицо. Спустя какое-то время понял, что Алёна заснула, дышала тихо-тихо, прижималась к нему доверчиво, как будто жена. Её рука лежала у него на животе, нежным локотком касаясь самого низа. Кровь снова устремилась туда, наполняя его желанием. Усилием воли Герман переборол себя, осторожно передвинул её руку повыше, к сердцу, которое билось гулко и взволнованно.

Глава 2

Алёна проснулась оттого, что замёрзла, одеяло в шёлковом пододеяльнике соскользнуло на пол. Она не сразу сообразила, где находится. Осознав, испугалась. Отыграть назад уже было невозможно. Следовало принять факт своей измены мужу, с которым прожито в любви и согласии 30 лет… Вот только последние десять – их ночи проходили в нежных «дружеских» объятиях, и всё… Она истосковалась по страстным мужским ласкам, но стеснялась попросить мужа обратиться к врачу и как-то изменить положение дел, вернуть их прежние счастливые ночи. Его словно бы всё устраивало… Она же пока не чувствовала себя настолько «пожилой», чтобы смириться с тем, что больше в её жизни не будет тех ярких сладостных ощущений, которыми всегда завершалась их близость. Тем более что незнакомцы на улице всё ещё проявляли к ней внимание, обращались – «девушка». Стройная фигура, отсутствие морщин (первое было результатом определённых усилий, второе – наследственным) вводили в заблуждение, и никто ни разу не дал ей истинного возраста. В анкете она смело могла бы сбавить себе лет десять-пятнадцать, но не посчитала нужным…

Германа в кровати не было, да и, кажется, в квартире тоже. Она была этому рада. Волшебная ночь останется в её памяти. Вряд ли они ещё встретятся, а значит, ничто, никакие случайные слова или тон не опошлят и не омрачат произошедшее между ними. Алёна осторожно, продолжая прислушиваться, спустила ноги с кровати, ступни тут же погрузились в мягкий ворс ковра. Её одежда аккуратно висела на вешалке – белой, металлической, она видела такие в ИКЕА, очень удобные для подобных… единичных случаев. Она прошла в ванную, умылась, воспоминания о том, что произошло здесь ночью, опалили её с ног до головы, словно струящаяся мимо вулканическая лава. Одевшись, уже хотела выйти из квартиры, просто захлопнув дверь, но что-то толкнуло заглянуть на кухню. На столе стояла тарелка с аппетитными бутербродами, накрытая стеклянной крышкой. И… лежала записка.

«Алёна… Прости, что не сказал об этом вчера, побоялся, что ты захочешь уйти. У меня был билет на поезд в 4 утра, так что я покинул тебя довольно рано. Ты так сладко спала, не стал тебя будить. Спасибо ещё раз за восхитительную ночь. И… в нарушение «правил» хочу просить тебя ещё об одной встрече. Точнее, ещё хотя бы об одной. Я буду ждать тебя ровно через неделю. Если согласна, забери с собой ключи. Герман.

P.S. кофе уже в кофемашине, только нажми кнопку».

Герман… В далёком детстве она была влюблена в мальчика с таким именем… Алёна не стала брать ключи… Прощай, Герман, спасибо за чудную ночь… Свою анкету с сайта она убрала, так хорошо, как с этим мужчиной, ей уже не будет. Он подошёл ей всем: голосом, взглядом, запахом кожи, ласковостью рук, бережным отношением к её чувствам и ощущениям… Так сладко ей было только с мужем, когда-то…

*

Герман ехал домой, в Питер. К больной деменцией жене. Этот ужас начался семь лет назад и развился очень быстро, превратив женщину, которую он любил, в осколок прежнего счастья. В память об этом счастье он не стал отдавать жену в пансионат, нанял дорогую сиделку, заботился сам, на какое-то время забыв о себе, о том, что он совсем не старый мужчина. С каждым годом всё больше понимая, что ничего не вернуть… Месяцы утекали, образ любимой женщины отходил в прошлое, а восхищённые взгляды других всё настойчивее напоминали, что у него может быть жизнь. Ещё чуть позже – «может» сменилось на «должна». Обзавестись постоянной или хотя бы временной любовницей почему-то казалось предательством, возможно, потому, что не встретил никого, кто мог бы претендовать на эту роль. Но томление плоти становилось всё нестерпимее, и он наконец нашёл выход. И ему даже понравились такие отношения без обязательств. Тем более что он уезжал ради них из Питера, где, казалось, каждая улица, каждый дом были свидетелями безвозвратно ушедшего… Больше всего кандидаток на кратковременный досуг проживало в Москве, там он и купил квартиру и периодически стал ездить туда в выходные.