Заколдованная земля
Шрифт:
Я много думал о реке Надежды. Куда она несется? Здесь, за этим хребтом из песчаника, начинается ровная местность. Я полагаю, что найду там большое озеро.
В этот день к вечеру солнце, скрывшись за контурами гор и закрывшись белой вуалью пара, покрыло небеса какой-то особенной лиловой зарею.
Купол небес, спокойный, озаренный дивным светом, бледным и приятным, уходил в бесконечность. С наступлением ночи небо на юге окрасилось в желтые тона, на севере же стало розоватым. Лес противоположного гребня выступил, как черное кружево.
В чаще
Вдруг какой-то ужасный звук вывел меня из задумчивости. Он доносился из глубины каньона.
Я пополз снова к краю обрыва, но ничего не мог разглядеть. Чу! что-то тяжелое бежит вскачь около бушующей воды. Ревет, хрипит и трубит. Издало рычание боли! Кто-то его преследует. Я различаю три-четыре тени, которые исчезают прыжками и сливаются с полумраком. Но что это? — настоящий человеческий крик, — крик, от которого холод пробегает по телу, крик смертельный, отраженный скалами и расплывшийся в бесконечном пространстве.
Охотники с копьями, нападающие на мамонта! Не те ли, которые напали на наш лагерь? А возможно, что много орд этих дикарей бродит по стране?
Еще долго смотрел я, задерживая дыхание, в захватывающую дух глубину. Но звуки дикой охоты давно заглохли в поворотах ущелья. Не было больше никакого движения.
Я находился здесь, поблизости от какой-то населенной местности. Меня окружали загадочные существа, которые и здесь и там по всей стране вели дикую, незнакомую мне жизнь.
После краткого отдыха, я оставил свой наблюдательный пункт и вновь отправился в путь.
Песчаниковая преграда, как я уже сказал, отделяет горную местность от равнины. Холмы за нею становятся более низменными и постепенно сливаются с равниной.
На северо-западной части неба выступают серые полосы. Хорошая погода скоро кончится, и снова будет нахмуренное дикое небо, дымящиеся облака, ветер и дождь.
Лес становится все реже и мельче. Кедры поднимаются здесь, словно жердочки, с редкою хвоей; они перемешаны тут с карликовой елью. Попадаются одиночные скрученные и недоразвитые экземпляры ивы и ольхи.
Осенние ветры, должно-быть, злобно распоряжаются в этих краях. От некоторых деревьев уцелели только остовы, голые пни без ветвей, с грубо обломленной верхушкой, словно ее срубил топор дровосека. И тут и там багрово-красные трясины. Прелый запах истлевших листьев. Сыро. Потом большие отдельные поросли странных обтрепанных деревьев.
Настоящий трамп среди лесного населения, бродяга, который решается доходить до самой непроходимой северной границы — сибирская пихта — растет здесь же.
Тут действительно настоящие дебри арктической Америки, где лес, как передовая рать бойцов, борется с беспощадной полярной пустыней. Начало тундры. Эта местность должна быть настоящим раем оленей и лосей.
Далеко, далеко передо мною на севере поднимается отдельная
Мне хотелось сварить себе рыбу, пойманную недавно в ручье. Прислонив ружье к ближайшему дереву, сложил я свою ношу и, взяв примус, хотел принести воды. Но едва я сделал два-три нерешительных шага, как почва исчезла под моими ногами. Раскрылось черное отверстие, я вскрикнул, полетел в какую-то яму, тяжело ударившись виском о что-то твердое, и потерял сознание.
XXI.
Первое ощущение, которое я начал испытывать, когда пришел в себя, было ощущение сырости. Водяная пыль падала на меня через узкое овальное отверстие, в которое проникала также жалкая полоска пепельного полусвета.
Потом я инстинктивно почувствовал, что я не один. Повернув голову, я увидел два блестящих зеленых глаза, глядевших на меня из мрака.
Я попытался подняться, но почувствовал боль в правом плече и тяжесть в голове. Но что меня обеспокоило больше всего, когда я немного двинулся всем телом, — это тупая боль в колене правой ноги.
Я увидел, что лежу на дне искусно выкопанной ямы, глубиной до двадцати футов, с суживающимися кверху боками. Среди ямы были врыты два крепких, заостренных кверху кола. Яма была прикрыла с удивительным искусством покрышкой из ветвей, листвы и мха, на которые был насыпан тонкий слой земли.
Дикие охотники этой страны вырыли ее для ловли крупных зверей, вероятнее всего, мамонтов. Утомленный, в состоянии отупения от долгого пути, я не заметил приготовленной ловушки и слетел в нее.
Я упал прямо подле кола. Еще бы пять сантиметров, — и я повис бы на нем. Я вздрогнул, поглядев на торчащее острие, покрытое старыми засохшими следами крови.
Потом я обратил внимание на два горящих глаза, все время без-устали неподвижно глядевших на меня из противоположного угла. Мое зрение понемногу уже свыклось с полумраком, и я разглядел, что это был большой волк, настоящий арктический волк, почти белый, с густой шерстью и высокими передними ногами, благодаря которым некоторые натуралисты дали ему название полярной гиены.
Я искал взглядом оружия, но его здесь не было. Падая, я расжал руки, выронил браунинг, который я нес в руке. Только большой примус с треском слетел со мной в ловушку.
Мое неожиданное падение и грохот примуса подействовали на хищника так, что он не решался напасть на меня, пока я лежал без сознания.
Нельзя было и думать выйти из ямы без чужой помощи. Но не мог я рассчитывать и на то, что кто-нибудь из охотников придет осматривать ловушку прежде, чем я не умру с голода или не буду растерзан исголодавшимся зверем.
Я думал, что необходимо покончить с волком, чтобы его мясом поддержать свою жизнь. Да и само животное чем дальше, тем будет голоднее, а с голодом будет расти у него и отвага.