Заколдованная земля
Шрифт:
В этих местах озеро окружают низкие холмы, лишь там и сям поросшие редкими карликовыми лиственницами. В заливах еще держится лед от последней зимы.
Мы стали на вершине холма, смотря на север, где среди громадных неподвижных туч отражался на воде синеватый отблеск солнца. Несколько диких гусей пролетело мимо. Известный вид чаек с рыжеватым опереньем кружился над поверхностью озера и над берегом. Их хриплый голос, когда они пролетали мимо нас, звучал злобно и угрожающе.
Темные волны под нами с шумом набегали на песчаную отмель, покрывая берег
Фелисьен первый нарушил молчание.
— Прежде всего нужно окрестить озеро. Не ожидая ответа, он учтиво добавил: — «Озеро Надежды»! Это звучит красиво и будет заметно на картах. Противоречий не допускается. «Озеро Надежды»!
Противоречий, конечно, и не было. Мы приняли предложение единогласно, а я — с воодушевлением, которое меня самого поразило. А потом молча гуляли мы по берегу этих диких строптивых вод.
Снеедорф долго не прерывал молчания. Потом произнес свое поразившее всех заключение:
— В это озеро Алексей Платонович бросил свою коробку с запиской.
— Но тогда, — вскрикнул я, — но тогда озеро Надежда должно соединяться с. морем. Вода озера — пресная. Она должна, значит, иметь какой-нибудь сток! Кажется, что поверхность озера приблизительно той же высоты, как и поверхность моря.
— Нескольких метров разницы было бы достаточно, — заметил Снеедорф.
— Мы должны отыскать таинственный сток! — воскликнул Фелисьен. — Алексей Платонович видел его, иначе мысль о коробке не могла бы прийти ему в голову!
— А что вы думаете о размерах этого водоема? — спросил я.
— Я намерен, — сказал он, — в ближайшее время обойти озеро и исследовать земли на севере.
— И мы пойдем с вами! Мы не оставим вас! — воскликнули мы все в один голос.
Мы основательно устроились в нашей прежней тюрьме и обставились в ней совсем по-домашнему. Шкуры убитых зверей, примитивные поделки нашего столярничанья, красиво расположенные коллекции, — все было пущено в ход, чтобы придать более привлекательный вид нашему помещению. Мы входили и уходили без всяких препятствий с чьей бы то ни было стороны.
Каму стала нашим верным другом. С трогательным постоянством заботилась она о нас.
После нашего эффектного выступления среди шумного разноцветного фейерверка, Каму исчезла дня на два, словно пропала. Потом она вновь появилась, как будто ничего не случилось, и улыбаясь болтала на своем странном языке. Но я заметил, тем не менее, как украдкой она посматривала на Фелисьена. Несколько раз она внимательно присматривалась к его рукам, из которых выскакивал когда-то ослепляющий живой свет. В ее отношении к нам осталась какая-то черточка робкого почитания.
Мы узнали, что она дочь старого, сильного, отвратительного, как обезьяна, черного охотника, семейство которого было очень многочисленно. Само собою разумеется, что этому старику не было и дела до дочери, раз у него было достаточно полуиспеченного кровавого мяса, которое он умел очищать от костей с необыкновенным искусством. Но, тем не менее, его умение обращаться со всяким
Много мужчин из соседних орд шаталось по лесам, чтобы подстеречь Каму. Но хитрая и смелая девушка до сих пор избегала подобных ловушек.
Видя других женщин, отвратительных и забитых работой, женщин, вечно жующих кожу, — особая процедура для придания ей мягкости — Фелисьен Боанэ часто жалел Каму, так как ее ждала та же судьба.
Только она одна и проявляла бескорыстную симпатию простого дитяти природы к белым загадочным чужеземцам. Остальные гак-ю-маки были или равнодушны, или же угрюмо суеверны.
Троглодиты доставляли нам более чем достаточно сырой дичи, но тем дело до сих пор и ограничивалось. В ближайшие, более искренние отношения с нами они не вошли.
Однажды утром мы встретили Каму с корзиной, в которой она тащила целую груду хорошо сваренной форели.
Это удивило нас в высшей степени. Так троглодиты умеют варить пищу! Но в чем? Их культура, как мы видели, не достигла степени знакомства с гончарным искусством.
Наконец, загадка разъяснилась. Каму жестом позвала нас следовать за нею.
На этот раз мы оставили Катмаяк, удаляясь от него на северо-восток. Здесь гладкими волнами, закругленными гребнями и верхушками заканчивался выступ возвышенности, и здесь же кончалась самая крайняя полоса сплошного леса.
Мы быстро шли с полчаса, когда увидели пары, поднимавшиеся над верхушками елей и пихт громадными белыми клубами. Через несколько минут мы услышали свист и шум. Мы были у цели.
Под седыми, низко плывущими облаками, в рамке темных щетинистых холмов, мы увидели загадочный феномен этой удивительной страны.
На круглой площадке поднимался розовый конус, фундаментом которого служил один из холмов.
Один над другим террасами расположились тут великолепные резервуары кристальной воды, — резервуары, окрашенные неописуемо нежным оттенком розовой краски, словно приготовленной из лепестков только что распустившихся весенних бутонов. Чрез края резервуаров ниспадали каскады воды, и когда на них падал луч солнца, розовыми искрами блестел весь конус.
Выше этих бассейнов находился круглый кратер гейзера. Чрез каждые 28 минут громадный кристальный столб кипящей воды вырывался из верхушки конуса на высоту до 15 метров. Шипя и свистя, одевался он сверху облаками горячего пара, которые относились ветром, как дым.
С шумом и треском опускалась вниз изверженная масса воды, с клокотаньем падала из одного резервуара в другой, постепенно охлаждаясь.
Кругом главного гейзера было рассеяно с полдюжины маленьких гейзеров, отверстия которых образовали розовое кольцо. Я заметил, что два из них выбрасывали кипящую воду одновременно с главным гейзером, остальные четыре действовали в последующие паузы и выбрасывали только пары. Это были просто предохранительные клапаны, которые препятствовали всему нежному строению взлететь на воздух, как перегретому паровому котлу.