Заколдованная
Шрифт:
— Да, — согласилась Эмбер. — Гонец из Уинтерланса сказал, что рейдеров видели всего в двух днях пути.
— А он не говорил, сколько у них кораблей?
— Один вассал видел четыре, — ответила Эмбер. — Другой видел два. Третий видел семь.
Кто-то из гостей выкрикнул еще один тост. Эмбер опять поблагодарила улыбкой, подняла кубок, пригубила его и снова стала смотреть на мужа.
— Когда Эрик выступает? — спросила Кассандра.
— С зарей.
— Много ли берет с собой рыцарей?
— Всех,
— Альфреда?
— Нет. Дункана.
— Даже Шотландский Молот не может оборонять замок в одиночку, — проворчала Кассандра.
— Останутся еще четверо опытных воинов.
— Все равно опасно.
— Разве? — Уголки рта Эмбер опустились, губы сложились в грустную усмешку. — Дункан Максуэллский, лорд ничейного замка и вассал Доминика ле Сабра, был самой большой угрозой для замка Каменного Кольца.
— А теперь Дункан — его сенешаль и вассал Эрика Непобедимого, — сказала Кассандра. — Не так ли рассуждает Эрик?
— Так.
Старшая женщина покачала головой со смешанным чувством сожаления и восхищения смелостью Эрика.
— И все же это ужасный риск, — продолжала настаивать Кассандра. — Когда Доминик ле Сабр услышит об этом — а он непременно услышит, — то сам нападет на замок Каменного Кольца.
— Им уже не хватит времени, чтобы подготовиться: к нападению до того, как сама зима защитит землю.
— Можно всегда подождать до весны или лета, — возразила Кассандра.
— К тому времени норвежцы уже не будут угрожать Уинтерлансу. Эрик сможет собрать своих рыцарей здесь.
Кассандра тяжело вздохнула. Она никогда не видела Эмбер такой — одновременно печальной и злой, подавленной и дерзкой, полной жизни и ушедшей в себя.
— Или, может быть, к следующей весне или лету, — продолжала Эмбер, неотрывно смотря на Дункана, — лорд Роберт поймет наконец, что Эрику нужно больше рыцарей. Или Эрик вдруг возьмет да и договорится с Домиником ле Сабром. Говорят, он предпочитает мир войне. Настоящий Глендруидский Волк.
— А еще говорят, что он никогда не просит пощады и сам никого не щадит.
— То же самое говорят и об Эрике.
— Иногда это так и есть, — сказала Кассандра.
— А иногда и нет.
Среди рыцарей раздался громкий смех в ответ на какую-то шутку, которой ни та, ни другая женщина не слышали. Их тоже никто не мог подслушать. В пиршественном шуме безопаснее всего вести тайные беседы.
Касссандра собиралась в полной мере использовать эту возможность. Четырнадцать дней подряд она бросала камни, и все четырнадцать дней получала один и тот же ответ.
Выбор из нескольких зол.
— Как думает Эрик, — осторожно начала Кассандра, — что произойдет, когда Дункан узнает свое настоящее имя?
— Если Дункану просто скажут, то он будет это знать, но не чувствовать.
Слова Эмбер были лишены всякого выражения и произносились монотонным голосом человека, повторяющего заученный ответ, а не говорящего то, что понимает или во что верит.
— Ты так действительно думаешь? — спросила Кассандра.
Эмбер не ответила.
— Ты что-нибудь думаешь? — В голосе Кассандры звучало раздражение.
— Я думаю, что люблю того человека, который пришел ко мне из теней тьмы, — прошептала Эмбер. — Я думаю, что он желает меня всем своим существом, всей душою. И я надеюсь…
Ее голос затих.
— Скажи же, скажи мне. — Несмотря на настойчивость тона, голос Кассандры был полон сочувствия. "
Длинные ресницы темного золота опустились и скрыли глаза, в которых было больше теней, чем света. Когда Эмбер заговорила, ее голос дрожал от сдерживаемых чувств.
— Я надеюсь и молюсь, чтобы Дункан научился любить меня до того, как узнает свое настоящее имя. — сказала она. — Тогда, быть может…
Голос Эмбер прервался. Под столом она сжала руки в кулаки с такой силой, что ногти впились в ладони.
— Быть может, что? — спросила Кассандра. Было видно, как по телу Эмбер прошла дрожь.
— Быть может, он простит меня за то, что я ему не сказала, — ответила она.
— Вот почему ты взойдешь на брачное ложе, — произнесла Кассандра, которая все поняла. — Ты надеешься, что там завоюешь его.
— Да.
— И ты знаешь, что будешь отдавать частицу себя с каждым его прикосновением.
— Да.
— И ты знаешь, что в один прекрасный день можешь проснуться и увидеть, что тебя ненавидит тот самый человек, которому ты отдала свое сердце, тело… и душу.
— Да.
— И ты знаешь, что тогда произойдет?
— Да.
— Ты так легко соглашаешься, — промолвила Кассандра. — Посмотри на меня. Ты на самом деле знаешь?
Эмбер медленно открыла глаза и повернулась лицом к той, что пристально смотрела на нее глазами Наделенной Знанием. Шум свадебного пира куда-то отодвинулся, пока серые глаза всматривались в золотистые. Одно мгновение, два, три. Четыре.
Потом Кассандра резко отвела взгляд, ибо присущее ей, как и всем Наделенным, самообладание начало давать трещины под влиянием безысходности, таившейся в глазах Эмбер.
— Да, — прерывающимся голосом сказала Кассандра. — Ты знаешь. Я преклоняюсь перед твоей храбростью.
— И сожалеешь об отсутствии у меня здравого смысла? — спросила Эмбер.
Кассандра вновь обратила взгляд на девушку, которая была ей дочерью во всем, кроме самого факта рождения. В глазах прорицательницы блестели, подобно льдинкам, слезы.