Заколдованный участок
Шрифт:
Мишаков, обессилевший от обильной еды и ее результатов, шел покорно.
Привели к роднику, Вадик наполнил стакан водой, незаметно всыпал туда противоядие, подал Мишакову. Мишаков выпил и лег на траву.
– Легче? – нетерпеливо спрашивал Вадик.
– Нет еще...
– А сейчас?
Вскоре подействовало. Мишаков сел, покрутил головой:
– Фу... Отошло... Надо же!
Все радостно переглянулись. Лев Ильич решил, что пора.
– В этом и суть, Алексей Петрович! Подлинная целебная
– Даже удивительно, – отдувался Мишаков.
– Можно наладить промышленное производство! Тем более мощности есть – винный завод простаивает фактически!
Мишаков одобрил:
– Дело хорошее!
Лев Ильич тут же достал из портфеля папку.
– Мы даже бумаги подготовили. Остается подписать – и всё.
– Рад за вас, – сказал Мишаков, рассеянно беря подсунутую папку. – Действительно замечательное дело. Чудодейственная вода.
– Вы посмотрите, посмотрите!
Мишаков, слегка недоумевая, поворошил бумаги, бормоча:
– Стоящее дело, стоящее...
Андрей Ильич достал ручку:
– Так, может, сразу и...
И умоляюще поглядел на Нестерова: дескать, вон он, твой момент, действуй!
Нестеров его понял. Понимал он также, что шансов на успех нет. И, продолжая внутренне усмехаться, хоть и с возрастающим раздражением, подхватил:
– И вам станет гораздо легче! Я уже говорил: хорошие дела облегчают соматические состояния. Ведь это для людей. Я бы одобрил, не задумываясь.
– Одобряю! – сказал Мишаков. И вернул папку.
Братья Шаровы переглянулись: опытный, собака, на словах-то одобрил, но ничего не подписал! Осторожный!
Однако соглашаться с поражением не хотелось.
Андрей Ильич налил и поднес Мишакову водки, говоря:
– Теперь немного выпить, потом в баньку – и будете как новенький!
– Не надо бы, – с сомнением посмотрел на стакан Мишаков.
– Зафиксировать облегчение! – оправдал водку Вадик врачебным голосом.
– Нет, знаете... Жена звонила, будет ждать.
– Всех нас жены ждут. Жен много, а жизнь одна! – вывел формулу Андрей Ильич.
Но тут глаза Мишакова как-то странно остекленели.
– Что такое? Опять плохо? – встревожился Андрей Ильич.
Мишаков молчал и смотрел.
Все обернулись.
На опушке леса стояла Нина с веткой в руке и венком полевых цветов на голове. Она показалась волшебно прекрасной и тем, кто ее знал, а уж Мишакову тем более. Он просто обомлел. Дыхание у него перехватило. И он сам не заметил, как осадил полный стакан, после чего зажмурился, а когда проморгался, вытер набежавшие от крепкого напитка слезы, Нина уже исчезла.
– Что это было? – спросил он.
Вадик неохотно ответил:
– Это так... Одна девушка...
Нестеров неожиданно встал и пошел в лес.
– Александр Юрьевич!
Нестеров не ответил.
– Бывает же на свете, – пригорюнился Мишаков. – И ведь кого-то она любит, а? А у нас... А, катись оно всё! В баню, говорите? Хочу в баню! – воскликнул он так отчаянно, будто решился не в баню, а в самое пекло.
А Нестеров продирался сквозь кусты, ему казалось, что он видит впереди мелькающие цветы на голове Нины. Выбрался к крутому берегу реки. Никого.
Долго сидел, озираясь.
Видел сверху, как братья Шаровы и Вадик повели Мишакова к бане.
Братья Шаровы и Вадик повели Мишакова к бане.
Она была приготовлена, жарко натоплена. Мишаков бросился в этот жар. По тому, как он хлестал себя веником, не соблюдая осторожности, сидя на верхней ступеньке, видно было, что парильщик он никудышный, неопытный. Скоро сомлеет.
Но Мишаков, однако, не сомлел, хлестался всё яростней, просил братьев себя обработать. И они уже изрядно притомились.
Меж тем дело шло к вечеру.
Младший Мишаков неустанно названивал брату, пытаясь понять, куда он делся. То недоступен, то не отвечает. Наконец Александр Петрович сообразил, что дело серьезное, и позвал капитана Терепаева.
Тот прибыл, весь потный от жары и своей тучности. Спросил:
– Какое это у тебя дело, что по телефону нельзя сказать?
– Будешь смеяться, хотя ничего смешного. Брат у меня пропал, – огорошил его Александр Петрович.
– Действительно, смешно. Рассказывай.
– Приехал он ко мне погостить. Утром приехал. Утром у меня, сам понимаешь, работы море. Я позвонил Петриченко в «Рассвет», чтобы за братом приехали, рыбалку ему устроили, то-се, а я бы вечером сам... А он исчез.
– Когда?
– Утром и исчез. Вышел от меня – и с концами. Я прямо не знаю, что думать. Телефон не отвечает. Ерунда какая-то.
Терепаев подумал и выдвинул версию:
– В заложники не могли взять?
– Его? Зачем? Выкуп с семьи потребовать? Он живет очень скромно, всю жизнь на почте работает, хоть и начальник отделения связи, но деньги крошечные.
– Да не с семьи выкуп, а с тебя. Ты-то не на почте работаешь, у тебя деньги водятся.
Мишаков-младший рассердился:
– Насчет слухов про мои деньги...
– Ладно, ладно, мы не у прокурора! Может такое быть?
– Вряд ли. Хотя... Но ведь не звонит никто, ничего не требуют!
– Доводят до нервного срыва, обычная практика, – уверенно сказал Терепаев. – Так. Кто его видел последним?
– Я и видел. Вышел от меня и пропал.
– Не сразу же пропал, тут всё-таки не темный лес. Кто-то еще его видел, ты спрашивал?