Заколдуй меня
Шрифт:
Паскью протянул руку шедшей следом за ним Софи, помогая ей взобраться на склон, туда, где тропинка переходила в дорогу. Софи побледнела, губы ее были плотно сжаты. Но стоило им пройти несколько ярдов, как она, пробормотав что-то, оказалась впереди Паскью и повела его за собой.
Лори жила когда-то в четвертом по счету доме. Софи остановилась перед ним и стала заглядывать в окна.
Паскью вспомнил:
— Я заметил ее в окне спальни. А потом она вдруг оказалась снаружи. Последнее время, когда я думал об этом, окно представлялось мне сценой. Знаешь, как будто занавес раздвигается каким-то механизмом, и она появляется на сцене, играя главную роль в спектакле. А потом оказывается снаружи... —
— Да что ты говоришь? — рассмеялась Софи. — А я помню такие подробности, что ты и представить себе не можешь. Помню, как она умирала прямо у меня на глазах. Помню, как я взлетела с веток дерева и находилась в полете всю ночь, а Лори там, внизу, отделенная от меня несколькими милями, лаяла по-собачьи. — Софи говорила обо всем этом без особого волнения, словно речь шла о чем-то обыденном.
— Конечно, это было как во сне. У нас всех тогда просто крыша поехала.
На военно-воздушной базе США было много объектов для нападения: грузовики, здания, заборы, взлетные полосы. Лори тоже была своего рода объектом, только совершенно беззащитным. Замужняя женщина, она была влюблена в другого. И встречалась с ним при первой же возможности. Так она и жила, от свидания до свидания, а остальное время мучилась. Эти отношения давали ей счастье и в то же время приводили в отчаяние. Но выхода не было. Лишь надежда, что наваждение пройдет и она станет такой, как прежде. Сорок три года — слишком много, чтобы менять свою жизнь, и не так мало, чтобы отказаться от овладевшей ею страсти.
В их отношениях, как это обычно бывает, существовали определенные правила. Она могла позвонить ему, он ей — нет. В какие-то дни они встречались только с утра, в какие-то — только вечером. Ездили исключительно на его машине. И все это ради сохранения тайны. Но в конце концов кто-то узнал.
Сначала женский голос:
— Мы знаем, чем вы занимаетесь. Мы все про вас знаем. Ваша тайна раскрыта.
Потом мужской голос:
— Думаешь, никто не знает? Ошибаешься. Мы все про тебя знаем... И снова женский голос...
— Мы метали самодельные бомбы в окна вон того административного блока, чтобы переделать мир; мы знали это, мы вызубрили это наизусть. — У Софи слезы стояли в глазах. — Но Лори... Ах, Сэм, ведь с ней-то все произошло по-настоящему. И сделали мы это ради забавы.
Глава 14
Если хочешь сделать человеку приятное, расспроси о нем у его друзей. Если хочешь ему досадить, поговори с его врагами.
Человека, сломавшего Эллвуду нос, звали Рональд Мортон, но друзья, так же как и враги, величали его Морт. Конечно, друзья и враги часто меняются местами: сегодня — друг, завтра — враг. Эллвуд сидел в обтянутой красным плюшем палатке паба, наполовину скрытый в полумраке, и попивал виски с местным сержантом полиции Сином Доланом, некогда другом Морта, а ныне злейшим его врагом.
— Проблема заключается в равновесии, — рассуждал Долан. — Ни больше, ни меньше. Мы словно антимонопольный комитет: если позволить кому-то одному прибрать все к рукам, улетучивается здоровый дух конкуренции, правильно? А какая же без конкуренции рыночная экономика? — Он сам посмеивался над своими выкладками. Дело в том, что Мортон скупил на корню рынок проституток в данном районе Лондона. — Твердые цены, — продолжал Долан, — рабски покорная рабочая сила, тотальный контроль над производством. Словом, ничего хорошего. Демократию следует ценить выше, чем женские пипки, или она превратится в ничто. —
Он стал пробираться к стойке бара — крупный мужчина, в видавшей виды полицейской форме, в которой он, бывало, и спал, и ел, и пил. «Интересно, — думал Эллвуд, — сколько он содрал с Мортона за все эти годы и почему вдруг теперь они разбежались?» Долан принес две порции виски, для себя еще пиво и курил сигарету за сигаретой — обычная трудотерапия для полицейского. Он сел на свое место и ответил на вопрос Эллвуда, как будто тот задал его вслух.
— Какое-то время я работал в полиции нравов. Потом решил попробовать себя в отделе тяжких преступлений. Там лишь иногда приходится сталкиваться с сексом и насилием, а в полиции нравов постоянно. Но лучше всего заниматься тем, что хорошо знаешь. Специализация — вот секрет успеха. И к тому времени, когда я снова вернулся в полицию нравов, кто-то другой прибрал к рукам рынок Мортона. Этого и следовало ожидать. Я сделал несколько дружественных предложений — поприветствовать меня подарками и так далее. Ничего не вышло. Предложил смотреть сквозь пальцы на некоторые вещи, как это раньше было заведено; но тот тип уже заручился чьим-то покровительством.
Долан отхлебнул виски, запил пивом и поставил оба стакана на стол.
— Гнусная мразь! С мускулами моллюска и кучей денег... Я отправился было к нему, но он рассмеялся прямо мне в лицо. Тогда я снова пришел, чтобы дать ему оплеуху, но к нему не подойдешь! У него там куча прихлебателей — целая армия. Тогда я его арестовал: вытащил из пивнушки, там, на дороге. Ворвался туда с парой разгоряченных ребят из подвернувшейся патрульной машины. Сделал это из уязвленной гордости, если хотите. — Он зажег сигарету, заслоняя пламя ладонями. — Это была роковая ошибка. Все пришли в ярость. Я до сих пор еще не оправился после удара.
— Могу себе представить. — Эллвуд мог досказать конец истории. — А не хотели бы вы снова попробовать?
— Да вы что? Я теперь для всех как прокаженный; лучше не спрашивайте.
— Нет, нет. Вам не придется ничего делать. Только объясните мне как.
— Я, пожалуй, еще выпью, — сказал Долан.
Эллвуд пошел за выпивкой. Бармен посмотрел через его плечо туда, где сидел Долан, и замахал рукой, когда Эллвуд собрался платить. Эллвуд поставил стаканы на стол и заметил:
— И все-таки вы по-прежнему пользуетесь здесь определенным влиянием.
— Господи, — ответил Долан, — да это будет черный день в моей жизни, когда мне перестанут бесплатно ставить выпивку. — Он прикончил виски одним глотком, стукнув стаканом о зубы. — Недостаток выдержки — вот в чем моя беда. Я всегда действую импульсивно. Надо было придумать более удачный способ. — Он подумал с минуту. — Ну, например... попробовать добраться до него в спортивном зале.
Кто-то вошел через высокие двери, и сразу запахло дешевой стряпней, бензиновой гарью.
— Это такой здоровый парень с рыжими волосами, — сказал Долан, рассмеявшись собственной шутке. Он догадался, что Эллвуду уже приходилось встречаться с Рональдом Мортоном. Здоровые синяки красовались у Эллвуда под глазами, а также на переносице.
Долан написал адрес на спичечном коробке и придвинул к Эллвуду.
— А как вы на меня вышли? — поинтересовался он.
— Кто-то кого-то спросил, тот в свою очередь еще кого-то, а тот следующего... — Эллвуд пожал плечами. — Как хлеб, пущенный по воде.
— Завидую вашей работе, — сказал Долан. — Ведь вы, полагаю, — из закрытой конторы.
— Не те сейчас времена. Теперь процветают всеобщая любовь, доверие и согласие. Только арабов можно ненавидеть, и все ненавидят их в равной степени. Они даже сами себя ненавидят. А так работы почти не осталось.