Заколдуй меня
Шрифт:
На этот раз Мортон обернулся. Пена поползла по его плечам, потом на грудь. Большим пальцем он убрал хлопья мыла с глаз и увидел Эллвуда с направленным на него пистолетом — бедро Эллвуда было измазано кровью, перемешанной с мылом.
Эллвуд улыбнулся. В водяных брызгах синяк, протянувшийся от щеки до щеки через переносицу, светился как шеллак [4] , и лицо Эллвуда напоминало раскрашенное лицо воина.
— Привет, Морт, — поздоровался он.
Это был день танцев. Они сделали несколько па, осторожно ступая по выложенному искусственным
4
Шеллак — природная смола, выделяемая некоторыми видами тропических растений.
Опомнившись, Эллвуд обнаружил, что он стоит под душем, держа пистолет перед собой в вытянутой руке так, чтобы на него не попадала вода; а тот, кого он собирался убить, бочком, по стеночке, пробирается к коридору, ведущему на улицу, — казалось, музыка стихла и танец прервался.
Их голоса зазвучали одновременно:
— Что ты...
— Ты знаешь... — Эллвуд продолжал говорить: — Знаешь что-нибудь по-французски, Морт?
Морт на какой-то момент перестал пятиться, словно нелепость вопроса заглушила страх.
— Ты можешь хоть что-нибудь произнести на этом языке?
Эллвуд всадил ему пулю в бедро и стал надвигаться на него, направив теперь пистолет прямо ему в лицо. Мортон схватился за простреленное место, кровь просачивалась у него между пальцами.
— Парле ву франсе? — Эллвуд сокрушенно покачал головой, сожалея об этом пробеле в образовании Мортона. — Ни единого слова? Ах, какая жалость! — Он поднес пистолет еще ближе к лицу Мортона, тот поднял руки, закрыл глаза.
Эллвуд выстрелил ему в яички. Мортон вскрикнул и завалился на бок, подтянув колени к животу и зажав ладони между ног.
— Какая досада, — продолжал Эллвуд, — ты так и не сможешь оценить моей шутки.
Мортон лежал, свернувшись калачиком, прижав колени к подбородку, ладоней не было видно, глаза широко раскрылись, как у ребенка, который не может заснуть, страшась теней, наползающих одна на другую в комнате. Вода лилась сверху, попадая ему в пах, а оттуда, окрасившись в красный цвет, в сливное отверстие. Эллвуд вставил глушитель в ухо Мортону и произвел последний выстрел. Голова Морта дернулась, приподнявшись над полом, и шлепнулась обратно. Кровь облачком заструилась вокруг его взъерошенной шевелюры, словно нимб.
Эллвуд склонился над мертвецом и, словно тот мог еще слышать, сказал:
— Ты мертв, Морт, мать твою! — и рассмеялся. — Мертвый Морт [5] . Ну разве не смешно? — Он сплюнул, и плевок повис у Морта на щеке. — Я же сказал, что ты не поймешь моей шутки.
Он постоял немного под душем, чтобы смыть брызги крови, и закрыл все краны. Кровь на мраморном полу стала ярче и потекла медленнее, не разбавленная водой.
Смыв всю, до последней капли, кровь, Эллвуд вернулся к скамейке, обмотал голову полотенцем, достал из сумки картонку с объявлением и клейкую ленту. Затем опять пошел в душевую и приклеил у входа объявление:
5
Морт —
"Для проведения краткосрочного ремонта вода временно отключена. Просим подождать. Через 10 минут душ будет в исправности.
Оператор-эксплуатационник"
Когда он покидал спортзал, девушка у входа едва заметно улыбнулась. Примерно через час она давала показания для протокола Сину Долану. Описание внешности Эллвуда, к великой радости Долана, не соответствовало действительности. Он бросил взгляд на мертвые тела, на пол душевой, напоминающей теперь скотобойню, и подумал: «Я и не представлял себе, насколько он зол». Второй его мыслью было: «Вот все и вернулось на круги своя — у меня опять появятся деньжата». Он улыбался, глядя, как уносят мешки с трупами.
Теперь, когда Мортон был мертв, Эллвуд раз и навсегда забыл о нем. Два часа он ехал по городу в западном направлении, в сторону Лонгрока. Послеполуденное солнце поблескивало на корпусах подъемных кранов, строительных лесах и в окнах домов-башен...
Глава 15
От порыва ветра чайка перевернулась, потом расправила жесткие крылья и заскользила по небу, пролетев с полмили.
Карла сказала:
— Я родом из семьи незнакомцев. Мы не знаем друг друга, только имена помним. — Слушать она умела лучше, чем рассказывать.
— Родители мои умерли, — говорил ей Зено, — ни у одного из них не было ни братьев, ни сестер. У меня тоже не было. Иногда я думаю, что это судьба; так же, как быть седьмым ребенком седьмого сына.
Он стоял в брезентовой рубке сколоченного внакрой голубого катера, который приближался к берегу, подталкиваемый течением. Рядом с маленьким пляжем в форме турецкого полумесяца он бросил якорь и спустил на воду двухместную надувную шлюпку, потом свесил веревочную лестницу и спустился первым, чтобы подать Карле руку.
На пляже она быстро разделась, побежала к морю и, когда оказалась по пояс в воде, хромота исчезла. Удерживаясь на плаву, она обернулась и помахала ему рукой, а он помахал ей в ответ, как сделал бы любой муж на его месте.
Он заговорил с ней, потому что сейчас она не могла его слышать:
— Я люблю тебя. Я никого до тебя не любил в этой жизни. Я убил двоих. Из-за тебя. Из-за нас. Есть еще другие, которых надо убить, и тогда мы будем в безопасности. — Его чувство к ней было безгранично; любовь — только она имела сейчас для Зено значение, только Карла и еще то, как ее защитить. Ее беззащитность вызывала в нем боль. И ярость. Такую, что он готов был сокрушить весь мир.
Карла выбросила вперед руку и поплыла к берегу кролем, неторопливо, увлекаемая приливом. Когда она стала выбираться на берег, борясь с волнами, распрямив плечи, хромота начала возвращаться к ней. Он обнял ее — с тела падали капельки воды, гладкие волосы прилипли к голове.
— Я люблю тебя, — вот и все, что он мог сказать ей из своей исповеди.
Карла поцеловала его, привлекла к себе, закрыв глаза, она не переставала целовать его, пока он освобождался от одежды, когда вошел в нее, накрыв ее своим телом, загородив от солнца и превратив яркий свет, проникающий сквозь ее веки, в сумерки.