Заколдуй меня
Шрифт:
— Кто он такой? — Добыть деньги на развлечения, поймав человека на крючок, — потрясающая идея. Тисса была в восторге.
Она, не пересчитывая, пробежалась рукой по пачкам банкнот, смахнула их в чемодан и закрыла крышку. — Я видела, как он приехал и как уехал. Ничего особенного. Просто серый костюм.
— Очень коварный! — заметила Энни. — Ее знобило, как перед болезнью. — Давай выбираться из этой забытой Богом дыры.
Эллвуд проследил, как они сели в «вольво» и поехали к ответвлению дороги, и, как только скрылись из виду, завел двигатель и
— Я должен тебя проучить... — произнес это с удовольствием, словно давал ценный совет хорошему другу.
Эллвуд ехал на «ауди» — быстро, но без рывков. Он выскочил на двустороннее шоссе, обогнав тягач и пару замешкавшихся автомобилей, при этом неизменно возвращаясь на крайнюю полосу. Он не терял из виду «вольво», оставаясь на полосе для обгонов, но не опережая их. Эллвуд постепенно приходил в норму. В этот день ему пришлось проехать восемь часов, но усталость как рукой сняло.
— Проучить, чтобы не шантажировала меня. — Голос его по-прежнему звучал безмятежно. — Сучка ты лесбиянствующая!
Зено перекатывал монетку по костяшкам пальцев, словно крошечного акробата, потом подбросил и поймал на лету, хлопнув себя по тыльной стороне ладони.
— Орел, — сказал отец Том.
— Почти все говорят «орел». Почти все называют цифру семь или девять. — Он приподнял ладонь — решка.
— У тебя всегда получается?
— Здесь никакого обмана.
— Я верю тебе, — сказал Кэри. — А что Валлас попросил тебя сделать?
— После представления я иду в кабинет и фотографирую записи, сделанные со слов старика. Со слов Пайпера. И отдаю их Валласу.
— И только? — Кэри в тот раз уловил беспокойство в голосе Эллвуда, когда он упомянул о Пайпере и о крайнем сроке.
— Я ходил к нему.
— К Пайперу?
— Да.
— Когда?
— Однажды ночью. — Зено снова подбросил монетку.
— Орел, — сказал он. — Понимаешь, главное тут — везение. — Он снова подбросил монету, после чего на тыльной стороне ладони появилась еще одна. Подбросил в третий раз. — Повезло, — отметил Зено, — повезло, повезло, повезло...
— Ты хочешь поговорить? Что-то тревожит тебя?
Зено перекрестился и склонил голову.
— Простите меня, Святой Отец, я согрешил. — Он рассмеялся, и монетка, завертевшись, взлетела в воздух, звякнув о его ноготь — серебристый диск, вращающийся вокруг серебристой оси. Он поймал ее и раскрыл ладонь — на ней лежало теперь четыре монетки. — Я лгал тебе: на самом деле я всегда обманываю. Что ты мне дашь? По одной Хэйл Мэри [9] за каждую монету?
Они все утро провели вместе, но сказано было совсем немного. Зено улыбался и вел непринужденную беседу за коктейлем. Его представление показалось Кэри жутковатым. Через пару часов Зено разлегся на полу и заснул. К тому времени, когда вернулась Карла, он все еще спал.
9
Хэйл
Она приготовила им поесть и снова ушла. Карла знала, что Зено старается оградить ее от всего. Поэтому придумала для себя какие-то дела и оставила их вдвоем.
Зено попросил:
— Не приходи сюда больше. Мы можем встречаться у тебя в отеле. Или спускаться к пляжу.
— Да, конечно.
— Скоро я уеду отсюда. И увезу Карлу. — Он был подавлен случившимся ночью. Такая хорошая идея — все было готово для отличного спектакля.
"Я даю магическое представление...
Сначала с Марианной — потребовалась лишь ловкость рук. Потом с Ником — маленький спектакль с магией и обманом.
...И кто-то умирает".
Он становился все более изощренным: сочинял пьесу, расставлял декорации на сцене и управлял сюжетами. Заставил Паскью сесть за стол, выпить глоток вина. Это был настоящий триумф! Или когда Софи станцевала с ним вальс...
Он должен был их убить, чтобы обезопасить будущее. Чтобы сохранить прошлое в тайне.
Но иногда его занимал лишь сам предстоящий спектакль.
— И что он сказал? Пайпер? Когда ты пришел к нему.
— Он не пожелал разговаривать. Но я устроил оптический обман. И это ему понравилось.
— Вообще ничего не сказал?
— Я задал ему вопросы, которые заготовил Валлас. А он нес какую-то ахинею. Он сумасшедший.
— Я знаю, — сказал Кэри. — А ты нет?
Тишина нависла над ним, распространяясь по комнате. Кэри понимал, что зашел слишком далеко, но ему было все равно. Они сидели молча, минута за минутой, исповедник и исповедуемый, один — знающий слишком много, другой — слишком мало.
Наконец Зено сказал:
— Знаешь, порой я и сам не пойму, кто я такой. Я могу сходить в магазин за покупками. Вести разговоры с людьми. Задавать вопросы, интересующие Валласа. Могу вспоминать прошлое, бояться его. Могу представлять будущее, бояться, что оно не наступит. Но я — не сумасшедший, подобно этому старику, Пайперу, потому что безумие — это что-то другое. Безумие — это жить как в тумане и писать в штаны. Я ненавижу Валласа и тебя, пожалуй, тоже. Ненавижу прошлое. Я люблю Карлу. Но порой боюсь самого себя. Как, например, сейчас. Любовь и ненависть... и я между ними.
— И ты сам не знаешь, кто ты, — предположил Кэри.
— Я даю магическое представление — и кто-то умирает.
— Что? — Кэри показалось, что он ослышался, и его обдало холодом.
— Марианна и Ник... В этом я весь. Все видят меня таким. Это я беседую с Пайпером, ворую записку Харриса. Это я нужен Эллвуду...
Он представил, как держит Софи, набрасывая ей на шею удавку. Уходя, он пометил ее, чтобы дрожала от страха. Его разозлило, что Паскью переписал пьесу по-своему.