Закон «Бритвы»
Шрифт:
– Ладно.
Он говорил что-то еще. Ему было страшно. Смерть в первый раз – это всегда страшно, потом привыкаешь. А сейчас он хоть и принял решение, однако, как любое живое существо, оттягивал последний момент. У меня же было слишком мало времени, чтобы смотреть на то, как он пытается отсрочить неизбежное. Прости, сталкер, но я не могу себе позволить тратить на это свои драгоценные секунды.
Хлопнул выстрел. Рукоять мягко ткнулась в ладонь – у этой модели «глока» на редкость деликатная отдача.
Я не соврал, сталкер-новичок и правда ничего не почувствовал: под австрийский «глок» мне были выданы так называемые
Времени у меня было в обрез, но я привык выполнять обещания. Засунув руку в карман мертвецу, я вытащил оттуда артефакт, цветом и правда похожий на темно-красное небо перед выбросом. Был он величиной с грецкий орех и немного напоминал «Кровь затона». Правда, внутри у него находилась не маленькая галактика, а крупное вытянутое включение, напоминающее глаз змеи. Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться: я держу в руке тот самый «Глаз Выброса», о котором говорил Макаренко.
Впрочем, возвращаться обратно было рано. Помнится, Андрей говорил о нескольких артефактах, а это как минимум два. Блин, и зачем я в это ввязался? Найти в Зоне пару уникальных артефактов за сутки – задание в высшей степени невозможное.
Хотя – уже один.
Я на всякий случай обыскал труп, но не обнаружил ничего, кроме тощей пачки советских рублей образца шестьдесят первого года, имеющих хождение в Зоне в качестве местной валюты, полупустой пачки сигарет, китайской зажигалки, надкусанного батона серого хлеба и сложенной пополам фотографии какой-то девчонки, на обороте которой было написано пять слов: «Люблю, жду, надеюсь. Твоя Аня».
– Не надейся, Аня, – сказал я, кладя фото обратно за пазуху мертвецу. – Ждать сталкера – безнадежное дело.
После чего спихнул труп в лужу. Так, на мой взгляд, лучше, чем если тело будут жрать мутанты.
Лужа приняла подношение благосклонно: запузырилась, зачавкала, пожирая еще теплую плоть. Бензиновые пятна на ее поверхности стали незаметными, смешавшись с алой кровью.
– Упокой тебя Зона, сталкер, – произнес я, следом бросая в лужу оставшийся от мертвеца обрез охотничьего ружья, перемотанный синей изолентой. Чем меньше мусора будет в Зоне, тем лучше.
Следы парня вели от «Бара “Сталкерский”» к Кордону. Вряд ли новичок шел сдаваться военным, скорее направлялся к логову Жмотпетровича, пожалуй, самого известного торговца Зоны, которого не трогали даже каратели с Большой земли, периодически прочесывающие зараженные земли в поисках преступного элемента.
Ясно. Не сторговался в баре и решил попытать счастья в другом месте. Но не дошел. Такое случается порой, когда ищешь, кому бы впарить свой хабар подороже. Особенно в Зоне.
Но, с другой стороны, кто знает – может, он один арт там продал, а на второй у бармена тупо бабла не хватило. Тоже вариант. Так или иначе, в бар мне нужно было срочно, и я, наконец вспомнив про КПК и включив его, пошел вдоль следа парня, ускоряя шаг.
С новым карманным коммуникатором это было возможно даже в Зоне, где рекомендуется двигаться с крайней осторожностью. Навороченный прибор начинал потрескивать метров за десять до аномалии,
Коммуникатор задребезжал, выдав на экран изображение телефонной трубки. Я нажал на кнопку.
– Это Макаренко, – громко и чисто сказал динамик. – Чего трубу не берешь?
– Природой любовался, – буркнул я.
– Ясно, – хмыкнул Макаренко. – Как успехи?
– Нашел один арт, – сказал я. – Вроде тот самый «Глаз Выброса».
– Пришли фото.
Я щелкнул камерой, отправил, продолжая удивляться возможностям гаджета. Отсюда, из Зоны, фотографии отправлять, где и аномальный, и радиационный фон глушит практически любые сигналы, – это вообще за гранью.
– Это он, – сказал Макаренко. – Ищи дальше. Нужно как минимум пять таких артов.
– Сколько? – слегка опешил я. – Пять «уников», каждый из которых стоит на Большой земле, как неслабый коттедж в элитном поселке? Что ж ты мне раньше об этом не сказал?
– Ты мог отказаться, – равнодушно произнес Андрей.
– А сейчас мне, типа, деваться некуда?
– Совершенно верно, – отозвалась трубка. – Время идет, и это, как ты понимаешь, твое время. Потому не трать его попусту. Удачи.
Экран погас.
Я зло сплюнул. Задание из крайне сложного превратилось в просто невыполнимое. Но Макаренко был прав, деваться мне некуда. Можно, конечно, вернуться и в лужу макнуться, разом решив все проблемы. Или еще проще – разнести себе в хлам башку пулей повышенного останавливающего действия…
Но я такое решение проблем никогда не приветствовал. Банально, скучно, неинтересно. Я, когда встаю перед выбором, сдохнуть сразу или помучиться, предпочитаю побарахтаться. Глядишь, за то время, пока мучишься, проблема решится и подыхать станет совсем не обязательно.
И я двинулся по следам мертвого парня, держа в одной руке коммуникатор, а в другой «глок» – на случай, если мутант или какая-нибудь двуногая тварь решат, что мое мясо или снаряга им нужнее, чем мне.
Правда, ушел я недалеко…
Аномалии – они разные бывают. Одни тебя плющат, другие на куски разрывают, третьи жгут, четвертые выкручивают, как мокрую тряпку… Но бывают и такие, что вроде бы с тобой ничего ужасного не происходит, а на самом деле это не так. «Болтовня», например. Мелешь языком всякую чушь и остановиться не можешь. Или «дуга», что мозги изнутри выжигает. Или вот как сейчас…
Я сразу почувствовал: что-то не то со мной происходит.
Тоска накатила. Жуткая. Нереальная. Когда на Большой земле кто-то говорит, что у него депрессия, и при этом ходит, ест, спит, – брешет, сволочь. Не знает он, что это такое, и не знал никогда. Депрессия – это когда ты вдруг осознаёшь: всё вокруг тебе настолько обрыдло, что жить просто незачем. Более-менее нормально, когда ты остановился, не шевелишься, даже глазными яблоками не двигаешь. Но стоит двинуться – всё. Тоска накрывает тебя страшной волной, и ты в мгновение ока падаешь на самое дно той колоссальной волны, взметнувшейся до самого неба, и вся эта тяжеленная масса начинает давить на плечи, шею, голову, мозг, плюща его в тонкий блин из плоти, корчащейся от невыносимых страданий…