Закон бумеранга
Шрифт:
— Марина? — эхом повторила Ника с каким-то непониманием. — Погоди. Но ведь она тоже тебе изменила. Значит, тебе тоже нужно её прощать. Или для тебя неважно, что она с каким-то другим мужчиной…
— Важно. И больно очень. Но, во-первых, я сам её до этого довёл — не будь моих измен, Марина бы и не подумала налево ходить. А во-вторых, только благодаря этой ситуации я по-настоящему смог осознать, сколько боли причинил жене. Поставил себя на её место. Раньше как-то… не до конца доходило. В общем, выводы я сделал и ни в чём обвинять Марину не намерен.
— А говоришь,
— Мне не за что её прощать, — ответил я абсолютно искренне — и правда так думал. — Я знаю, что она сделала это просто от боли и отчаяния, и не хочу добавлять ей ещё и чувство вины. Уверен, оно и так есть: Марина — хороший человек, поэтому без вины там не может быть. Пусть саму себя простит. А потом и меня.
Ника какое-то время молчала, откинувшись на спинку сиденья моей машины. Я уже подруливал к её дому — оставалась буквально пара минут.
— Ты удивительный человек, Саш, — сказала она негромко и с чувством, которого я не понял. — Правда, удивительный. В тебе совсем нет злости.
— Ну почему же нет? — возразил я. Опять романтика из Ники полезла, ну что ты будешь делать! — Навалом. И на Марину я злился поначалу, но потом успокоился. Хотя… нет, неправильное слово. Я не успокоился — я просто понял, почему так получилось. Осознал, что во многом, если не во всём, виноват сам, значит, и злиться надо на себя.
— Всё равно удивительный, — гнула свою линию Ника. — Потому что себя винишь, а не жену и мироздание. Большинство ни за что не признаются, что тоже в чём-то накосячили. «Я всегда прав, а если я не прав, смотри пункт первый», — забавно скептическим голосом процитировала Ника, и я засмеялся, закончив парковаться. Развернулся к девушке, чтобы что-то сказать… и тут же понял, что это было тактической ошибкой.
Говорить с Никой, не глядя на неё, было проще. Когда не видишь, какая красота находится рядом, можно хоть высшую математику обсуждать. Но как только оборачиваешься — а перед глазами грудь в обтягивающей футболке, все формулы забываются.
И смотрела Ника на меня ещё так… ласково, трепетно, но с толикой страсти. И я почему-то не сомневался, что если захочу сейчас её поцеловать — она не откажет.
Сашка, сдурел? Тебя кастрировать надо, кобелюку, чтобы ты в любой непонятной ситуации про секс не думал?!
— Приехали, — выдохнул я, погасив улыбку. Излишне сурово получилось, поэтому я вновь постарался улыбнуться — но получилось, думаю, кривовато. — Спасибо за вечер, Ник.
— И тебе спасибо, Саш, — ответила девушка тихо, но с чувственным придыханием.
Щёлкнул отстёгнутый ремень, а затем…
Да, в машине как-то особенно сложно избежать прикосновений, тем более когда сам пристёгнут. Вот и Ника, подавшись вперёд, крепко обняла меня за шею обеими руками и прижалась горячим ртом к щеке.
От возбуждения я едва не задымился. Тёплая, живая девушка, пахнущая сладкой свежестью, мягкая грудь, прижимающаяся к моей груди — подними руку и сожми! — и нежные губы на щеке. Можно повернуть голову
Только что потом? Вновь пустота и самобичевание?
— Не надо так делать, Ник, — я аккуратно отодвинул от себя девушку и покачал головой. — Слишком откровенно и чувственно, это не дружеский поцелуй. От чмока я не откажусь, но сейчас был не он.
— Прости, — повинилась Ника, послушно садясь обратно в кресло. — Сложно было удержаться. Я в тебя влюбилась, Саш.
Откровенно… Как кувалдой по голове.
— Это пройдёт.
— А может, и не надо, чтобы проходило? — почти неслышно произнесла Ника и, прежде чем я успел отреагировать, выскочила из машины.
87
Марина
Не знаю, как я дожила до четверга.
Постоянно дёргалась, думала о том, что будет. В итоге, когда поймала себя на мысли, что почти не могу спать, поняла, что пора всё это заканчивать.
Хватит, сколько можно пытаться подловить Сашку на измене? Тем более сейчас, когда мы разъехались. Пора уже признать, что соблазнить можно кого угодно и, конечно, Сашка в итоге ответит Нике взаимностью. Но то, что он всё же не бросился на неё сразу, тоже считается.
Если бы не девчонки, которые отвлекали меня от мучительных мыслей, я бы точно с ума сошла. Но Вика и Даша не давали расслабиться, да и не только они. В доме на постоянной основе была ещё свекровь, свёкор тоже приезжал — не каждый день, но три вечера за неделю провёл на даче, и Славка с ним. Лиза, как и я, жила здесь со своими ребятами постоянно и тихо радовалась, что в выходные Наташа поедет в детский лагерь и «подопечных» станет на одного меньше. Точнее, на два — Вика, наслушавшись Наташиных восторгов, тоже захотела в этот лагерь, и мы семейным советом решили, что отправим и её. Причём дольше всех подобной идее сопротивлялась я — десять лет ведь не четырнадцать, страшно Вику от себя отпускать настолько надолго… Но уж очень она просила, да и Сашка не возражал.
В среду ночью меня совсем потряхивало, я даже спустилась вниз, чтобы попить на кухне чаю. И неожиданно столкнулась там с Лизой, которая стояла рядом с холодильником и с наслаждением ела бутерброд с толстенным куском колбасы.
— Хм, — произнесла я задумчиво, и жена Сашкиного брата схватилась за сердце, едва не выронив еду из рук.
— Марин, твою мать! — выругалась Лиза с чувством и провела ладонью по лбу. — Нельзя же так подкрадываться.
— А ночью есть можно? — сыронизировала я, и Лиза засмеялась.
— Нельзя, но если очень хочется… Жор у меня.
— Ты…
— Ага, — она радостно кивнула. — Сама только на прошлой неделе узнала, до сих пор не отошла. Славке сказала, но больше никому. И ты пока не говори. Через месяц у Алексея Дмитриевича юбилей, мы решили на нём и объявить всем об очередном внуке. Да и перестраховываемся — всё-таки я уже не юная девочка, мало ли.
— А какой срок?
— Восемь недель. Как раз через месяц закончится первый триместр — самое опасное время, — и скажем.