Закон Фукусимы
Шрифт:
Мое тело мгновенно превратилось в комок адской боли – и эта боль легко вышибла меня из меня…
Еще древние подметили: человек, умирая, потом довольно долго ошивается возле собственного мертвого тела, не в силах поверить, что – все. Что его выперли из уютного, привычного, такого родного дома, и вернуться назад уже не получится.
Вот и я сейчас смотрел на тело, распростертое на полу, осознавая, что я – умер. Снова. И на этот раз, похоже, бесповоротно. Потому
Ну и ладно. Это первый раз умирать страшно. Стоишь такой в шоке рядом со своим трупом, жмешься к нему, страшась того, что будет дальше. А чего бояться-то? Все, жившие раньше, через это прошли. Все живущие – пройдут обязательно. И они, и их дети, и дети детей. Нормальный ход вещей. Все равно что бояться выйти из поезда, пришедшего на конечную станцию – а выйдя, стоять в оцепенении, пугаясь одиночества, опасаясь будущего, горюя о теплом поезде, уезжающем в депо, и глядя ему вслед со слезами на глазах…
Бред, короче. После смерти ничего не заканчивается – просто наступает совершенно другая жизнь. Я точно знаю, со мной это уже было, и потому мне легче. Кто уже выходил из поезда, не боится сделать это еще раз. Правда, надо отметить, что каждый раз это случается по-другому…
Сейчас я не торчал на пороге Края вечной войны, как полагается воину, достойно окончившему свой путь. И не шел по мрачному царству Сестры, которая, если Трое не врали, вроде бы простила своего непутевого брата. Сейчас я как обычный, нормальный, только что погибший человек стоял возле своего мертвого тела, казавшегося слепленным из тумана – зыбкого, нереального, потустороннего…
Ну да, наверное, это нормально. Люди порой по какой-то странной прихоти Мироздания видят призраков, бесплотных, полупрозрачных существ из Иномирья, живущих одновременно в двух вселенных и в эту преимущественно попавших по ошибке. Сейчас я для своего мира был таким вот призраком, которого, небось, и увидеть сможет далеко не каждый, а лишь тот, у кого есть для этого особые способности. А мое мертвое тело для меня уже выглядело по-другому, в виде такого вот призрака, сквозь который просвечивал зеркальный пол зала. Это, конечно, смотрелось необычно, но совершенно не удивительно.
Удивительно было другое.
Я был не один…
В зале вместе со мной теперь находились воины.
И их было множество!
Кое-кто в доспехах эпохи самураев – от богатых до простых, побитых в боях, с вмятинами на шлемах и латах, либо в совсем древних, деревянных. И бездоспешные тоже присутствовали, порой вооруженные простыми палками. Кстати, рядом со мной стоял здоровяк в явно недешевых доспехах, украшенных чеканкой в виде золотых трехпалых драконов. Похоже, это и было ками богатыря Идзумо Такэру, которого в меня подселил Виктор Савельев в
Были здесь и воины явно из иных миров – шестирукие, с оружием бесформенным, совершенно непонятного назначения. Пара великанов присутствовала – трехметровых, с жилистыми руками до земли. Даже мантикора была. Интересная модификация монстра с человеческим лицом, телом льва, крыльями, хвостом с шипами, четырьмя мощными лапами и четырьмя человеческими руками, в каждой из которых было зажато по короткому мечу.
А рядом со мной стоял сам Виктор Савельев, с ироничной ухмылкой глядя на меня.
– Не ожидал?
Я мотнул головой, еще не до конца придя в себя от увиденного.
– Их всех…
– Да, – кивнул Японец. – Нас всех убил черный меч. И тот, кто убил тебя, сделал большую ошибку, выпустив нас.
Я посмотрел на стеклянные гробы, в которых тускло, безжизненно лежали призрачные тела старцев.
А над их головами распласталось чудовище. Гигантский мозг с множеством глаз и толстых, длинных щупальцев, одновременно похожий и на осьминога, и на паука – правда, ни у того, ни у другого никогда не было столько конечностей.
Глаза ужасной твари едва заметно двигались – похоже, она оценивала обстановку. И, оценив, нанесла удар первой.
Почти все щупальца взметнулись вверх – и ударили, расплющив несколько воинов, не успевших метнуться в стороны.
Но метнувшихся было больше. Они и оказались ближе всего к щупальцам, под своим весом на мгновение прилипшим к полу.
Эти воины и нанесли первые удары!
Со стороны это выглядело эпично: воины рубили студенистую плоть мозга, и от каждого удара он вздрагивал всеми своими гигантскими извилинами, явно чувствуя боль.
А потом на полу остались корчиться два отрубленных щупальца. Остальные же вновь взлетели кверху… И ударили вновь, убив еще нескольких смельчаков, совершенно не ведающих, что такое страх, – они лишь пытались, отпрыгнув в сторону, сберечь себя для того, чтобы вновь вступить в битву.
Но удалось это не всем…
– Думаешь, его возможно победить? – спросил я.
– Не знаю, – покачал головой Савельев. – Может, только этим.
Он кивнул головой на оружие, тяжесть которого я ощущал в своей руке.
Я опустил глаза.
Ну конечно.
Это была не «Бритва». Это был черный меч Виктора, горящий необъяснимо черным светом – так, наверно, сияет космическая черная дыра, пожирающая все, включая пространство и время. Но он был не полностью черным! По верхней части клинка шла светлая полоса цвета чистого неба. Цвета моей «Бритвы»! Поневоле в голове возник образ черно-белого диска инь-ян, символизирующего противоборство и единство двух начал.
Светлого и темного.
Дня и ночи.