Закон Кейна, или Акт искупления (часть 2)

Стовер Мэтью Вудринг

– И та особа... была вам важна?

– Ага. Думаю, да.
– Он понял, что смотрит на покрытые шрамами руки.
– Но не так важна, как должна была бы.

Голова поднялась на бесконечно малую долю.
– Так она мертва.

– Уже давно.

– Вы убили ее?

– Пошла на хрен.

– Я лишь...

– Давай переведу, а? "Пошла на хрен" по-артански значит "не буду говорить".

Подобие кивка, и снова подбородок ее опустился. Он ощутил себя задницей. Впрочем, давно привык.

Она уставилась за решетку окна.

На время остался лишь ветерок и медленный ритм барабанщика, треск тележных колес и отдаленный стук подков.

Потом она произнесла: - Та женщина, которую я вам напомнила... это случайно не Марада Яркая-как-Солнце? Марада, Рыцарь Тартелл из Кевлинз-Лип?

– Гм...
– Он покосился, удивленный, настороженный.
– Ага. Точно.

– Я надеялась.
– Она почти прислонила скрытую капюшоном голову к прутьям.
– Рыцарь Тартелл иногда гостила в имении дяди. Я восхищалась ею без меры. Ее Легенда бережно хранима Орденом; в свои дни она считалась отличным кандидатом в Поборники.

Он ощутил себя... таким мелким.
– Помню.

– Она привозила мне подарки из необычайных стран, а сказания о ее подвигах среди моих сверстников, детей, достигали мифических пропорций. Хотя нам прямо запрещали ими интересоваться. Причины, полагаю, вы вполне можете представить.

Он мог. Пару лет сам был одной из причин.

– Когда же я выросла достаточно, получила доступ, Легенда о том, как были Сломлены Черные Ножи стала, гм, ранящим чтением. Думаю, вы тоже знаете причину.

Он закашлялся, словно что-то застряло в горле. Лучше, чем отвечать.

– Именно Рыцарь Тартелл и побудила меня тренироваться, ища Даров Хрила.

Он изобразил, будто проглотил помеху.
– Она была такая. У нее был... э, подход. Могла заставить вас поверить, что вы можете всё. Одной своей улыбкой.

– Отсюда и эпитет. Не только по причине признанной красоты, но и за характер. Не было никого более теплого, доброго, готового рассмеяться шутке; но и гнев ее вошел в предания. Как само солнце, она могла поцеловать - или сжечь. Великолепная женщина и величайшая среди рыцарей.

– Да уж.

– Сами понимаете, какая это лесть - сравнение с ней.
– Она подошла к прутьям камеры. Казалось, глаза ее истекают кровью.
– Так вы находите меня очень похожей? Точно?

"Охх, срань". Он достаточно знал женщин, чтобы понять: такая милая беседа может в мгновение ока превратиться в падение к озеру пылающего говна.
– Гм, ну... ага, я тут...

– Но как такое может быть? Вы находите меня столь же теплой? Доброй?
– Ее тон стал резче.
– Я полна веселья? Или мои милые черты напомнили ее?

Дым загустел внутри головы. Дым горящего навоза.
– Слушайте, я лишь...

– Я не обрела титулования, знаете? Кроме тех прозвищ, что летят в спину, если все считают, будто я не услышу. Челюсть Топором. Мрачная Ворона. Стальная Щелка. Знаете, что я больше не ношу шлем?

–

Что-то слышал...

– Не надеваю с того дня, как подслушала болтовню двух горожан. "Верно, рыцарям положено идти в бой в полных доспехах, но только глянь на ее лицо! Шлем для нее не закон, а благодать!" А второй отвечает: "Будь она столь же умной, сколь сильной, снимала бы его в бою и надевала в постели".

"Иисусе, кто затащил меня в эту срань?" Он глядел в потолок и выше. "Позор, если ты".

Посмотрел на нее снова и решил, что в пылающее говно лучше плюхаться лицом.
– Знаете, для девицы, воспитанной приторно, до тошноты вежливыми хриллианцами, вам следует иметь манеры получше.

Она подскочила, будто ударенная.

– Когда задаете парню вопрос, не будет ли учтиво закрыть рот, пока он не ответит?

Она стояла у решетки, воспаленные глаза сулили беспощадный вызов. Ответ должен быть поистине хорошим.

Он понял, что имеет хороший ответ. Более чем хороший - полезный. Поможет ее обработать. Ради всего наилучшего.

Это даже не ложь.

– Всё потому, что вы так же несчастны.

Гневный вызов уступал место озадаченному унынию.
– О, - произнесла она тихо, но тут же брови сошлись, подбородок пополз вверх и он понял, что услышит.

– Не знаю, - сказал он быстро.
– Она не рассказывала.

– Но... она казалась такой...

Он глубоко, медленно вдохнул.
– Знаю лишь, что у нее были... проблемы. Эмоциональные. Глубокие. Такие, с которыми никто не может справиться. Быть Марадой - той, которую вы знали, идеалом Благородного Рыцарства, полной радости и великодушия, невероятно могучей и так далее и тем более - вот был ее ответ на проблемы. Так она выживала, хотя что-то грызло ее изнутри. Думаю, потому она была лучшей. Это был единственный ее ответ.

Она смотрела в ладони.
– И как, интересно, вы всё узнали?

– Не узнал. Ну, кое-что узнал, но мне было, честно говоря, всё равно.
– Хотя залезть между ног всегда был готов. Он дернул плечами, этот шрам всегда причинял боль.
– Я был почти что ребенком. Сам имел проблемы.

Руки сжали решетку, прутья стонали.
– Значит, вас озарило слишком... поздно.

– Почти всегда так.

– В боли, - пробормотала она, снова клоня голову и скрывая глаза, - она могла лишь пересоздавать себя.

Похоже, она нашла в своих словах грустное утешение, будто неожиданно разрешила загадку.
– Единственным путем бегства от боли было... стать кем-то иным. Кем-то, кто никогда не ощутит... такой...

Ах. Он знал, на какой они оказались странице.
– Нечто подобное пробовали многие из нас.

В ответ он повернулась спиной.

– До сблева обидно понять, что не сработало.

С легким вздохом она начала сползать по прутьям; вскинула руки, чтобы удержаться.
– И как...
– Голос был придушенным. Смазанным.
– Как Марада справилась с таким... открытием.