Закон крови
Шрифт:
Колдун ждал этого, и все же, чтобы двинуться с места, ему пришлось сделать над собой настоящее усилие. Он извлек из-за пазухи свой знаменитый оберег, так чтобы тот лег поверх одежды, и, опираясь на осиновый посох, направился туда же.
– Нага! Нага! Я здесь. Твой муж здесь. ПУСТИ!
Голос глухой, низкий, но в нем еще можно узнать прежнего Йома!
В шалаше завозились; послышался детский плач… Прерывистый, захлебывающийся от сдерживаемых рыдания голос Наги:
– Нет, Йом, нет, муж мой! Ты теперь не можешь быть с нами. Вспомни: ты любил нас, меня, сына… Ты так радовался нашей
– НАГА!
Глухо, безнадежно…
Колдун выступил вперед и, стискивая правой рукой свой посох, словно оружие, а левой – выставив вперед o6epeг, позвал негромко:
– Йом!
Мертвец повернулся на зов не как живые – медленно, всем телом…
– Колдун!.. Старый!..
– Йом! Твое место не здесь!
Тот, кто был Йомом, заговорил вновь, но не так, как с Нагой. Медленно. Так, будто каждое слово дается ему теперь с великим трудом, с мучением!
– Старый… я… не… могу. Ледяная… нет пути… Старый… помоги… Йом не хочет… помоги…
Низкий утробный вой донесся из тьмы. Длинная судорога сотрясла тело Йома, и он замолчал.
Какое-то время молчал и потрясенный Колдун. Потом заговорил – мягко, дружелюбно, но со всей внутренней силой, на которую только был способен:
– Я понял тебя, Йом. Ты – настоящий мужчина, настоящий охотник. Я помогу тебе уйти по ледяной тропе к предкам, чтобы ты мог вернуться потом к своим сородичам. Помогу обязательно. Завтра. Но сейчас – иди в свое последнее пристанище, ложись на свою постель и не вставай больше. Не тревожь свою семью. Они тебя любят. Уходи же.
Опираясь на посох, но не опуская оберег, Колдун наступал на мертвеца, а тот – медленно, с трудом, но отходил к своему обиталищу… Уже изнутри до Колдуна донеслись последние слова:
– Отдыха… нет… помоги!
Всю ночь, все четыре стражи Колдун не сомкнул глаз. Но больше ничего не случилось, только вой звучал снова и снова. Бессильный вой. Враг заманил в ловушку одного из лучших сыновей Мамонта, враг торжествовал победу и все же проиграл!
– Йом был воистину лучшим охотником детей Мамонта! – говорил Колдун перед притихшими общинниками. – Он и сейчас – лучший! Он сопротивляется Врагу даже теперь. И мы должны спасти Йома, вырвать его из-под власти Врага, помочь уйти по ледяной тропе. Колдун верит: такой охотник возродится очень скоро!
Арго задал вопрос, который был на языке у всех:
– Помочь? Но как?
– Убитого нежитью нельзя хоронить как убитого человеком, хонкой или иными духами. Со мной останутся вождь и… (Колдун обвел глазами мужчин) и Донго. Остальные пусть отойдут подальше. Покинут стоянку. Потом, когда скажу, вернетесь, а мы втроем унесем тело. Хоронить нужно не здесь. У воды.
У воды?! Среди общинников пробежал сдержанный ропот. Не осквернят ли они тем самым Большую воду? Ведь здесь – ее Исток!
Колдун успокаивающе поднял руку:
– Вода очищает, как и огонь. Здесь –
– Колдун! Старый! – робко заговорила Нага. – Скажи, я могу проститься с мужем?
Какое-то мгновение он колебался.
– Сможешь. После обряда. Остальным лучше этого не делать.
Люди ждали на ветру – здесь не найти укрытия поблизости от стоянки, чтобы можно было услышать зов Колдуна. Плакали женщины, угрюмо молчали мужчины. Такого погребения еще не знал никто из них. Правда, и того, что случилось этой ночью, до сих пор не переживал никто. Почти никто.
– Колдуну виднее! – сказал старый Гор, и с ним молча согласились.
Дождя нет, но солнце играет с белыми облаками. Ветер гонит их от озера, может, и собьет в большую стаю.» Не слишком ли далеко ушли? Услышат ли зов Колдуна? Ветер-то с другой стороны!..
Что это? Крик? Колдун зовет, быть может?
Люди тревожно переглядывались, всматривались в сторону своей стоянки. Конечно, сейчас утро, солнце… Ну а что, если не нежить, а чужаки?
– У кого глаза поострее? Что там? – проворчал Гор.
– Ничего вроде, – пожал плечами Каймо.
Но вот наконец у крайнего шалаша появилась фигурка, призывно машущая руками… Донго!
– …а-айтесь! – долетел отголосок.
Трое совершавших обряд стояли у входа в обиталище мертвого. Дрого заметил, что на Колдуне – другая рубаха У Донго трясутся губы и лицо – белое, как первый снег. Да и отец…
Колдун казался спокойным.
– Нага, ты можешь проститься с мужем.
Нага вошла в шалаш с Аймилой на руках, Ойми цеплялся за край ее рубахи. Колдун покосился на Ойми, но промолчал. Вернулись быстро. Ойми плакал, а Нага, хотя и бледная, казалась… успокоенной.
– Теперь… – начал было Колдун, но его прервала Айя:
– Я мать. И я прощусь с сыном. Дрого тоже выступил вперед:
– А я – брат!
– Хорошо, – вздохнул старик, – идите. Вначале Айя. Недолго.
Дрого вошел в полумрак обиталища мертвого и приблизился к ложу. Йом лежал прикрытый лошадиной шкурой от ног до подбородка. Лицо совершенно белое и уже не такое, как вчера. Мертвое. Пахло чесноком.
– Прощай, брат! – прошептал Дрого. – Прощай и прости мне мой сон!
Он хотел коснуться рукой груди Йома, но ладонь на что-то наткнулась… Приподняв край шкуры, Дрого с ужасом увидел, что из груди его брата торчит конец палки, вогнанной в самое сердце, прямо сквозь рубаху, в которую был обряжен покойный! Сама рубаха вся забрызгана кровью! Дрого поспешно прикрыл тело шкурой и вышел наружу – к свежему ветру, к солнцу, играющему с тучами в прятки.
Глава 19
ДОЛОГ ПУТЬ ДО ЗИМОВКИ…
Вот и зима – самая настоящая зима: и снега кое-где уже по колено, и вода встала, а кажется, все случилось только вчера. Впрочем, иногда наоборот: мерещится, что Йома потеряли давным-давно, а родину свою покинули и вовсе в незапамятные времена! Столько всего стряслось…