Закон крови
Шрифт:
Дрого посерьезнел.
– Видели? Следы? Отец не говорил ничего…
– Видеть не видели, ни их самих, ни ясных следов. А только Гор говорит: должны они тут водиться! И Колдун.
Дрого невольно удвоил внимание, когда, промчавшись по довольно-таки крутому склону, вышли на открытое пространство, еще раз остановились, всматриваясь в ослепительные снега, черный кустарник, одинокие деревья и отдаленный лес. Да, оленей много, взять легко, можно и на обратном пути. Заячьи петли… Волк – и не один… Лошади… А что это за подозрительная тропка, там, у самой опушки? Нет, отсюда не разглядеть!..
– Каймо,
(Конечно нет! Старую занесло бы снегом, это свежий след!)
– Не знаю. Хочешь, посмотрим.
(Да! Вблизи след выглядел более чем подозрительно. Двуногие. Двое. Двигались уверенно, хотя снег глубок, а они без снегоступов, это ясно. Либо чужаки, либо… Жаль, здесь не понять: есть ли у них обувь? Может, пройти по следу хоть немного? Нет! Их только двое, это опасно. Прежде всего нужно предупредить своих.)
– Похоже, прогулка закончилась! Нужно возвращаться.
Каймо долго смотрел на этот странный след, закусив нижнюю губу. Наконец сказал, заметно колеблясь:
– Может, возьмем оленя? А то без добычи нехорошо. Надо мной и так посмеиваются, сам знаешь.
Дрого колебался недолго: слишком стосковалась рука по хорошему охотничьему удару!
Самца с отличными рогами завалил Дрого. Каймо настоял: «Я-то охотился вдоволь, а у тебя рука, поди, застоялась». Пока разделывали тушу, оба присматривались и прислушивались. Ничего. Вот разве что длиннохвостые птицы подняли в ельнике стрекот, постепенно удаляющийся вверх по склону. Но это мог быть кто угодно – волк, лисица… Медведь-шатун, наконец. Не обязательно человек, не обязательно лапши.
Когда работа уже подходила к концу, Каймо неожиданно заговорил. Мирно, с улыбкой:
– Слушай, а как тебе моя жена? Нравится?
(Странный вопрос! С чего это он вдруг?)
– Еще бы! За женихом пойдет не всякая. Нату за мной не пошла бы, даже оставь я тогда Начальный дар.
(Мирный разговор приятелей. И намек: не за каждым невеста пойдет в изгнание!)
– Да. – Каймо работал сосредоточенно, не поднимая глаз. – Вижу, ты ей тоже нравишься. Как же! Герой! Отца ее едва не завалил! Слушай, а может, и впрямь, это ты для нее самый подходящий мужик? А?
– Не дури! – Дрого начал всерьез злиться. – Тебя что, весенний заяц укусил? Так сейчас вроде бы зима! Тебе такая хозяйка очага досталась, а ты…
– Вот-вот, и я про то же, – смиренно вздохнул Каймо. – Такая хозяйка очага – и кому? Трусу, неумехе. Только зайцев ловить и способен! Да у вас, может быть, все уже слажено, а? Со мной разобраться – и порядок! Вы же встречались, пока меня не было. Договорились о чем или пока – так?
– Что ты несешь?! – Дрого разгневался не на шутку. – Я твою Туйю вижу-то только издали. Вчера, правда, приходила ко мне, так не из-за меня – из-за тебя, дурака! Вуула спроси, он с нами был. Переживает она. Мучается. За тебя, дурака, переживает!
Казалось, Каймо слушает, но не слышит. Сосредоточенное, злое лицо, плотно сжатые губы… Закончив разделывать добычу, он снегом
– Все! Пошутили, и ладно! Давай укладываться. Дрого огляделся. Хотя тени уже удлинились, до заката оставалось еще порядочно времени. Но Каймо прав: лучше вернуться засветло. Нежить не давала о себе знать, но по-прежнему неукоснительно соблюдалось установленное: охотники возвращаются до заката или ночуют вне стойбища; по-прежнему Колдун ежевечерне наводил Огненный круг.
Возвращались молча. Теперь Дрого шел впереди с головой оленя на плече, с лучшими кусками мяса в охотничьей торбе. Каймо нес шкуру и свою долю туши. На подъеме дважды оглянулся. (Следы. Утоптанное место, кровь… Самое лучшее – снегопад, но едва ли он начнется… Подождать? В другой раз? НЕТ! Другого раза не будет, он знает себя…)
Дрого шел не оборачиваясь. Почему-то присутствие Каймо за спиной раздражало, и он не хотел, чтобы случайный взгляд выдал его чувства. (Не в себе парень! Похоже, прав был Вуул: тут уже ничего не сделать, ничего не изменить. Подальше и от него, и от Туйи, – пусть живут себе как знают… Но ведь он обещал Айону! Да и что душой кривить: Туйя ему и впрямь небезразлична…)
День все так же хорош, бодрящ и ярок, но для Дрого он словно потускнел. Исчезла куда-то утренняя радость, и даже оленьи рога, ощущаемые на ходу затылком сквозь меховую шапку, казались не столько долгожданной добычей, сколько досадной помехой… Вспомнились отцовские слова:«Будь с Каймо поосторожнее».
Вот и та самая ель, под которой остановились они на пути туда, с которой верещала белка. А вот и скорлупки, но сам зверек исчез. Нет, вновь «цок-цок-цок-цок-цок», только откуда-то с вершины…
Дрого остановился, опустил оленью голову на снег. Сопение за спиной раздражало все больше и больше.
– А морозец-то прихватывает! – заметил он не оборачиваясь. Скинул рукавицу, зачерпнул горсть снега и стал растирать щеки и нос. (Почему этот хмырь так нестерпимо сопит?!)
– Значит, твой кровный друг поручил приглядывать за моей женой? И если что, ты мне подобьешь глаз за Туйю?!
Голос, произнесший это как будто над самым ухом, звучал так странно, что Дрого не поверил, что это сказал Каймо. Он хотел обернуться, чтобы увидеть говорящего, но не успел. Страшный удар обрушился на голову. Мир раскололся и почернел. Все исчезло.
Каймо стоял над поверженным, пытаясь разобраться в своих чувствах. Когда Дрого упал, он в первый момент прикрыл глаза и стоял так какое-то время, не думая ни о чем. Одинокий. И гордый собой. (Получилось! Он все же решился – и получилось! Сразу, с одного удара! «Ну что, умею ли я владеть дубинкой? Узнал теперь?») А ведь до самого последнего момента он не знал, осмелится или нет! Зато теперь он знает точно: Каймо – не трус, не слабак. Он еще посмеется над всеми, кто так думает; и не только посмеется! Мы еще увидим, кто сильнее, кто удачливее!..