Закон меча. Трилогия
Шрифт:
Олег не внес пока своей лепты в дело победы, но очень скоро ему представилась масса удобных случаев – родовичи бросились всей толпой, крича, размахивая холодным оружием. Они мешали друг другу, орудуя топорами и мечами, и князь Инегельд не стал пробиваться во двор, где их могли окружить. Наоборот, он стал отступать.
– Хурта! – крикнул Клык, отбиваясь от плотного Мурата, махавшего топором так, будто дрова колол. – Амфору с маслом не видать?
– Видать... – пропыхтел Славин, отталкивая ногой верткого
Инегельд рубанул Мурата по ноге и добавил кулаком в сытую морду. Мурат сгинул, кувыркнувшись за тяжелый ларь. Но еще трое родичей напирали на князя, а хитроумный Грозный вперед не лез – подбадривал своих, прячась за спинами.
Боевой Клык подцепил ногой указанную корчагу-амфору, крутанул ее и отпасовал в очаг. Увесистый сосуд, полный дорогого оливкового масла, привозимого из Херсонеса, разбился о камни, ограждавшие очаг, и пламя полыхнуло как следует, огненной волной прихлынуло к ларям, подпалила серый занавес. Затрещала стопа циновок из тростника. Стало светло как днем.
Древляне оторопели: ловушка, которую они устроили светлому князю и его команде, оборачивалась не легкой победой, а тяжелым поражением.
– Я ж говорил! – гулко захохотал Свен. – Перун вас спалит! Ему только подскажи!
Одной рукою он смел в огонь кипу каких-то одежек, другой подбросил сухих банных веников – огонь загудел, радуясь новому угощению. Следом полетел кто-то из родовичей. Обжегшись, он завизжал и, не взвидя света, бросился прямо на Олега. Сухов любезно посторонился, а родович угодил на меч Суры, сына Чагода.
Грозный злобно заверещал, подзывая деток. Втроем они выскользнули из горящего дома – Чагод с Сурой волокли с собою подраненного Мурата. Во дворе их догнал Окул.
– За ними! – крикнул Боевой Клык.
Теперь ему уже никто не мешал – жители града кинулись тушить пожар. Лишь двое неизвестных в кожаных штанах и безрукавках мехом наружу прикрывали отступление Грозного.
Одного, походя, долбанул Турберн, другого уделал Стегги.
В конюшне поднялось ржание и топот – из ворот ее вынеслась верхом целая компания – Чагод и сыновья. Все четверо волокли за собой по паре вьючных лошадей.
Олег бросился наперерез и вскочил на вьючную лошадь, что неслась, выпучив глаза, сразу за жеребцом Мурата. Уцепившись за гриву левой рукой, Сухов махнул мечом и перерубил «буксир».
– Тпр-ру-у! – заорал он, осаживая коняку. – Приехали!
Оглянувшись, он увидел, что его примеру последовал Фудри. Сияя, как новенький динар, Москвич гордо вел под уздцы лошадь, навьюченную двумя чувалами с «мягкой рухлядью» – сырыми мехами, вонючими, но зело дорогими.
– Вот же ж, – засмущался Свен, – не поспел я!
– И слава богам, что не поспел, –
– Уходим! – сказал князь и побежал к воротам. Следом поспешал Фудри, волоча за собой лошадь. Турберн с Хуртой прикрывали отход, хотя никто и не собирался на них нападать. Воинов в крепости осталось мало, и они были заняты более важным делом – тушили пожар.
Мимо, фыркая, проскакали несколько коней, еще не оседланных, под одними попонами – решили прогуляться за всеми за компанию.
Вьючные лошади были свежими, и Олег погонял свою до самого леса. Там уже вскарабкался на своего гнедка и спросил Хурту:
– И куда этот Чагод, в смысле Ча-гад, поскакал, ты имеешь представление?
Славин почесал в затылке.
– Судя по всему, – солидно сказал он, – Грозный и не собирался задерживаться в крепости. Стало быть, у него было на примете более надежное место. А тут одно такое – Запретный Град, где храм богу Сварогу. Там все купцы из древлян золото и серебро хранят...
– Ты сказал – Запретный. Почему это?
– Ну, это раньше запреты были наложены, а ныне попасть туда просто сложно, уж больно дорога опасна.
Князь кивнул и обратился к Хурте:
– Показывай эту опасную!
Сын Идара крякнул, потер грудь рукою, соображая, и вжал пятки коню в бока, понукая того к скачке.
Олег порысил рядом.
– Что-то я не понял, – сказал он, – насчет купеческих захоронок. Древляне-то ладно, не тронут, а степняки? Храм для них не препона!
– Как сказать... – усмехнулся Хурта. – Раньше тот храм посреди города стоял, давным-давно. Старики рассказывают, многие жители с гуннами ушли, и город сошел на нет, один храм остался. А пройти к тому граду непросто, я ж говорю. Он как остров посреди обширных болот – топи страшные кругом, в самом сухом месте грязи по пояс! Чарусы даже зимой не промерзают. Ступишь на такую – вроде как ледок, а шаг сделаешь и ухнешь в мерзлую слякоть! А дорога дотуда одна, и та как след змеиный, и... Слово ты однажды такое сказал, мне понравилось... А-а! «Полоса препятствий»! Вот такая туда дорога – вся из препятствий да ловушек.
– Ямы? – спросил сведущий Фудри.
– Вот как раз ямы там отсутствуют – толку нет копать, любая выемка быстренько жижицей наполнится. Зато самострелы с обеих сторон, бревна-биты... Надеюсь, что жрецы не насторожили ничего. Но все равно, надо нам поберечься...
Бродом перейдя несколько мелких речушек, где черная вода стояла почти недвижимо, отряд минул тихую буковую рощу и двинулся чернолесьем – невысокие холмы поросли мелкими, словно общипанными елочками, росшими вразбивку, не сплачиваясь в лесок. Трава, и та вырастала невысокой, словно на газоне стрижена.