Закон меча
Шрифт:
– Да, вот так. А ты, я вижу, задиристый, не сидится тебе! Так я недосказал о том, кто был до тебя. Звали его Глеб, выступной был… Кинулся вчера на Удо, а тот ему – раз! – и голову с плеч. И за борт, рыбок твоих кормить…
– И что это меняет? Да будь он хоть сэконунгом! Что, так и будешь за веслом сидеть?
– А куда ты бежать собрался? – разозлился Прийду. – В море прыгнешь? Давай! Сигай. До Гардов отсюда, знаешь сколько топать?
– Знаю, – коротко сказал Олег и смолк.
Что проку тратить слова на раба, страшащегося выйти из рабства? Быдло, оно и есть быдло. Вопрос в том, как ремень кожаный перерезать… Крепок, зараза! Сырой был,
Стемнело, и Удо приказал править к берегу. Кнорр завели в устье крошечной речушки и привязали канатами к деревьям. «Морские братья» сошли на берег, развели костры, подвесили над огнем котел. А гребцов оставили ночевать на палубе, на всякий случай связав руки.
Олег сидел у борта, нахохлившись. Злость то разгоралась в нем, то пригасала, прячась, как угли в пепел. Что сейчас в Гардах творится? Кто взял верх? Может, все уже, и наши разбиты? В летописи было сказано, что Рюрика призвали, но вот даты везде разные указаны – выбирай любую! И не окажется ли прав Нестор, назвавший 862 год? Сейчас же все от него, от Олега, зависит. Надо бежать, скакать, лететь к Рюрику, а как?
– Чтоб вас всех…
Ночной ветер донес до Сухова запах с берега. Это был запах мясной похлебки. Как есть хочется… Рабы беспокойно заворочались, завздыхали. Если их и накормят сегодня, то достанутся им лишь объедки. Двое дозорных перебрались с берега на палубу и разлеглись, лениво споря, высасывая, судя по звукам, мозг из кости и обгрызая мякоть.
Вдруг Олег заметил третью тень, смутную, застившую мачту, на гладком дереве коей плясал блик костра.
– Олег! – тихо позвал Пончик. – Ты где?
– Здесь я! – откликнулся Сухов.
Пончев двинулся на голос, нащупал Олегово колено и опустился на палубу.
– Держи, – сказал Пончик шепотом.
Связанные руки Олега ощутили что-то липкое и теплое.
– Что это?
– Мясо.
Больше ничего объяснять Сухову не нужно было. Нащупывая зубами мясцо, он вгрызся в сочный кусок, испытывая наслаждение от тупого поглощения пищи.
– Слушай, Олег, – зашептал Пончик Сухову на ухо, – я там подслушал… Короче, где-то через сутки мы подгребем к Йомсбургу, это город такой, в устье Одры…
– И что? – промычал сын Романа с набитым ртом.
– Вот…
Сухов ощутил касание холодной стали – Шурик сунул ему нож за короткое голенище сапога.
– О'кей! – шепнул Олег словечко, неведомое в этих временах.
Минули сутки. Унылые берега Поморья все так же тянулись по левому борту, угнетая своей пустынностью. Один лишь раз забелели жалкие домишки местных рыбарей, и снова пустоши, снова битые ветрами сосны, снова навеянные дюны. К вечеру ветер стих, и до устья Одры добирались на веслах. Ночь простерлась над морем, пала темень, в которой перемешались и стали неразличимы суша и вода, но Удо опоздание не пугало. Скоро Олег понял, почему.
Когда кнорр достиг тех мест, где Одра впадала в море, на горизонте ярко засветился «горн вулкана» – йомсбургский маяк. Величайшая редкость на севере, маяк не поражал архитектурными изысками – обычная башня, рубленная из дерева, только самый верх был обмазан толстым слоем глины и выложен камнями. Всю ночь на площадке «горна вулкана» жгли большой костер, посылая сигнал плавающим и путешествующим – здесь гавань!
Йомсбург вообще был необычен. Занимая место в коренных землях вендов, Йомсбург оставался колонией норманнов, их так и звали –
К пристани кнорр подтащили на буксире – к борту подвалили две большие лодки, Удо сунул в каждую по дирхему, и невидимые во тьме гребцы рьяно взялись за дело – зацепили кнорр канатами и погребли. Бревенчатый причал был высок, задираясь выше борта кнорра. На берегу, освещая стены крепости, горели костры, метались тени, слышались голоса.
– Комит ут!
– Велькомнир, Удо! Дрекка?
– Йа! Оль ок свинакьот!
– Яйе, куннинги! Пу скалт дрека мед мер!
– Йа, готт ок вель! [76]
76
Разговор идет на старонорвежском.
Народу было много, и Удо не стал связывать рабов на ночь: куда они денутся в городе, где каждый второй – воин?
Олег терпеливо ждал, пока шумство на пристани поутихнет, но напрасно. Пьянка-гулянка только набирала обороты – у костров уже запевали, кое-где и приплясывали, разогретые спиртосодержащими напитками.
Сухов пригляделся к гребцам. Рабы спали. Лежали вповалку на голых досках и дрыхли. Правильно, когда спишь, не хочется есть…
Осторожно выудив ножик, Олег принялся перепиливать ремни, стянувшие его ногу. Кожа была как дерево, поддавалась лезвию туго, но уступала понемногу. Все!
Сухов осторожно приподнялся, высматривая Шурика. На фоне светлого шатра, натянутого над палубой позади мачты, шевельнулся силуэт. Ага!
Осторожно ступая, приблизился Пончев.
– О… – слетело с его губ, начиная имя друга.
– Тсс!
Тень Пончика истово закивала головой. Олег поставил ногу на качавшийся борт, подтянулся и шагнул на причал. Следом, шумно сопя, перебрался Шурик. На глазах у пьяных йомсвикингов бегать и метаться было нельзя. Воины есть воины, мигом протрезвеют, углядев подозрительное движение. И Олег пошел вразвалочку, лениво загребая ногами и удаляясь в тень ближайшего строения – то ли амбара, то ли лодочного сарая. Пончик пристроился следом.
– Куда это вы намылились? – грянул Боос, выходя из тени.
Олег полоснул ножом, задевая руку пирата, и тот взвыл.
– Бежим!
Олег дунул, огибая сарай, оказался на узкой темной улочке. Пончик поспешал следом, а позади слышались азартные вопли и топот догоняющих.
Улочка выводила на улицу пошире, залитую светом наиярчайшего фонаря – луны. Эта улица была пустынна, а склады, обступавшие ее, не имели окон. Олег помчался по ней, высматривая хоть малую щель между складами, но те стояли впритык. Он добежал до высокой бревенчатой стены крепости и понял, что пропал. Дальше ходу не было. Тупик. А погоня уже вырывалась на улицу, вопли мешая с гоготом и руганью, размахивая факелами и оружием. Завидя Сухова с Пончевым, прижавшихся к крепостной стене, «морские братья» взревели.