Закон Моисея

Хармон Эми

Моисей  

— То есть ты просто уедешь? — вскинув руки, произнес Тэг.

— Покраска закончена. Скоро привезут ковер. У меня даже есть покупатель. Нет причин оставаться, — я сложил неиспользованные галлоны с краской в свой грузовик и вернулся обратно в дом, составляя мысленный список того, что еще необходимо сделать, прежде чем я смогу убраться подальше из этого города.

— Ты выяснил, что у тебя был сын. С девушкой, в которую, как ты говоришь, не был влюблен, но которую не можешь выбросить из головы. Ты также узнал, что твой сын — ее сын — погиб при трагических обстоятельствах.

Я игнорировал

Тэга и сворачивал оставшуюся ветошь. Ковровое покрытие должны были привезти сюда через час. Как только его уложат, женщина, которую я нанял, чтобы прийти и навести порядок, смогла бы приступить к уборке. Вообще-то, мне следовало бы позвонить ей и узнать, не сможет ли она начать в этот же день с кухни и ванной комнаты, просто чтобы ускорить процесс.

— Все это ты узнал вчера. Сегодня ты пережил это. Завтра ты уезжаешь.

— Я бы уехал сегодня, если бы мог, — резко ответил я.

Я не видел Илая на протяжении двадцати четырех часов с тех пор, как он показал мне, как умер.

— Джорджия знает о твоем отъезде?

— Она сказала мне оставить ее в покое. К тому же, она мне не верит.

Это заставило Тэга умолкнуть, и его шаги замедлились. Он провел всю ночь, с пристрастием выпытывая у меня детали, но об этом факте я забыл упомянуть. Я не рассказал ему, что мы были в поле, оба эмоционально истощенные, как лежали на спине и смотрели в небо, потому что не могли посмотреть друг на друга. Я не рассказал Тэгу, что Джорджия ответила на мои слова о том, что Илай привел меня обратно.

*** 

— Единственное, что не дало мне сломиться, это правда, — произнесла она. 

Я молчал, не понимая значения ее слов, и ждал, что она объяснит мне. 

— Люди говорили «он в лучшем месте», или «ты увидишься с ним снова», или «он на небесах». Что-то в этом роде. Но это только ранило меня. Это заставляло меня чувствовать себя недостаточно хорошей для него, так, словно ему было бы лучше без меня. И это сыграло свою роль в том, что я и так подозревала — я не была достаточно хорошей для него. Я была молодой и глупой, и я не была достаточно заботливой. 

Ее боль ощущалась в воздухе так явственно, словно была осязаемой, и когда я попытался вздохнуть, она заполнила мои легкие, мое горло сжалось, а грудь отчаянно нуждалась в кислороде. Но Джорджия не остановилась. 

— После несчастного случая единственное, что я считала истиной, это то, что Илай мертв. Я убила его. И с этим мне придется жить всю оставшуюся жизнь. 

Джорджия решительно посмотрела на меня. Огонь, свойственный ей прежде, снова зажегся в глазах, будто она ждала, что я стану с ней спорить. Но препирательство было последним, что бы я стал делать. Я уже давно уяснил, что люди думают то, что хотят думать, верят в то, во что хотят верить, и никакие разговоры не изменят их мнение. Поэтому я встретил ее пристальный взгляд и ждал. 

— Он мертв, Моисей. Такова истина. Я жива. И это истина. Я не собиралась убивать его. Еще одна истина. Я бы отдала ему свою жизнь, если бы могла. Я поменялась бы с ним местами, если бы могла. Я бы сделала все, что угодно, только бы вернуть его обратно. Отдала бы все, что есть. Пожертвовала бы всем, чем угодно. Кем угодно. И это тоже правда. 

Внезапно

Джорджия замолчала и сделала глубокий вдох, который был дрожащим и прерывистым, словно ее горло сжалось слишком сильно, чтобы она могла вздохнуть полной грудью. Она разорвала зрительный контакт, повернув голову так, словно мое кажущееся принятие ее правды слегка ошеломило ее. 

— Поэтому, пожалуйста, не лги мне, Моисей. Это все, что я прошу — не лгать мне. И я не стану лгать тебе. Я расскажу тебе все, что ты захочешь знать. Но не лги мне. 

Она думала, что я вру ей. Она думала, что все это было безумством, и она не верила, что я мог видеть Илая. Она хотела, чтобы я сказал ей правду. Но что делать, когда все называют твою правду ложью? 

— Ты боишься правды, Джорджия. Люди, которые боятся правды, никогда ее не находят, — сказал я ей. Но она не смотрела на меня, снова уставившись в небо, давая понять, что разговор окончен. Я подождал еще несколько долгих минут и, в конце концов, поднялся на ноги, оставляя ее, леди Шалотт, владычицу озера, лежать на траве. У меня тряслись ноги, и, уходя прочь, я чувствовал себя выжатым, как лимон. 

*** 

— Я сделал все, ради чего приехал сюда, — сказал я Тэгу, несмотря на то, что понятия не имел, было ли это правдой, но звучало хорошо. Если это было именно тем, в чем нуждался Илай. Что, по его мнению, я должен был увидеть и сделать, в таком случае все завершено. Закончено. Я лишь хотел уехать, и чем скорее, тем лучше.

— Мы не закончили с покраской, — Тэг предпринял еще одну попытку, я же продолжал собирать вещи.

— Наверху есть еще один рисунок на стене. Или ты забыл про него? — спросил Тэг.

— Я ничего не рисовал наверху. Я был чертовски измотан, но я также уверен, что не поднимался на второй этаж.

Я спустился по той лестнице и вышел из дома прямиком в сторону конюшни, где и нашел Джорджию. И после этого я больше ни разу по ней не поднимался.

— Пошли. Я покажу тебе, — Тэг нетерпеливо взбежал по лестничному пролету, и я без всякого энтузиазма последовал за ним. Я до смерти устал смотреть на дела своих рук. Мой желудок стянуло узлом, как рыболовную сеть, стоило мне ступить в дом Джи. И это ощущение не ослабевало. Но когда Тэг открыл дверь моей старой комнаты и указал на стену, я осознал, что это не было моей работой, о которой я забыл.

На стене все еще красовался схематичный рисунок.

— Может, я ошибаюсь, но мне кажется, что это состряпал Моисей Райт. Похожий стиль… но не закончено до конца, — сказал Тэг, прищуриваясь и поглаживая подбородок, будто бы и в самом деле изучает произведение искусства.

— Это была Джорджия.

— Да неужели? — издеваясь, произнес он удивленно, и я рассмеялся, погружаясь в воспоминания.

Наступила последняя суббота перед началом учебного года. Джорджия так и не появилась возле забора, как делала это ежедневно во время обеда. К тому времени, как я все сделал, я убедил себя, что это и к лучшему. Скатертью дорога. Я все равно ее не хотел. Я с топотом поднялся вверх по лестнице в ванную комнату, испытывая ярость, от которой дым шел из ушей, и, стискивая зубы, принял душ, только чтобы войти в свою комнату в одном полотенце, обернутом вокруг бедер, и замереть от изумления.