Закон обратного волшебства
Шрифт:
— В машине!!! В машине, черт побери!
— Как ты туда попал?
— Я сверху увидел, что по территории кто-то… шастает, короче! Я вниз, а там темно, за фурами. И никого нет вроде. Я думал, показалось мне. Я туда-сюда, подогнал машину и больше ничего не помню. Меня в чувство… вохровец привел. И он ментов вызвал. Утро уж было.
— А синяк у тебя на голове откуда?
Он перестал раскачиваться на стуле и поднял на нее глаза.
— Где?
— Вот. — Она легонько дотронулась до его макушки. — Синяк. Вчера у тебя его
Он тоже потрогал свою макушку. Ощущение было такое, словно он дотрагивается до затекшей руки или ноги — странный холод и мурашки по телу. Он еще потрогал, а потом сказал неохотно:
— Откуда я знаю! Ну, может, стукнулся обо что-то!
— А когда ты в машину садился, головой бился обо что-то или нет?
— Да что я, дурак, что ли, головой биться?!
— Ты это… точно помнишь?
— Помню, блин!
— Значит, что головой не стукался, ты помнишь, а что убивал, не помнишь?
— Не помню, блин!
Анфиса остановилась у него за спиной и расцепила руки.
— А огнетушитель откуда?
Он задрал голову и посмотрел на нее, как на душевнобольную:
— Ты че? Сдурела, да?
— Огнетушитель, — совершенно хладнокровно продолжала Анфиса. — Нет, ну до СИЗО у тебя еще куча времени! Может, потратим его с пользой?
Он моргнул.
— А?
— Огнетушитель стоит в темном углу, у тебя в подъезде, а ты говоришь "А"! Почему он там стоит? У него там место?
— Огнетушитель?
— Господи, — от души сказала Анфиса, — ну какой ты тупой!
— Я не тупой. Огнетушитель я снял, когда на улицу выскочил. Ну когда увидел, что по двору кто-то шастает! Я выскочил, в руках у меня не было ничего. Ну, я и снял со стены огнетушитель-то!
— А потом зарезал зама, — подсказала Анфиса.
Бывший сэр Квентин и будущий узник воли промолчал.
— А потом кто-то из вас, то ли твой зарезанный зам, то ли ты сам в сомнамбулическом состоянии, встал и отнес огнетушитель в подъезд. Правильно я понимаю?
За серым стеклом пошел серый дождь, и в комнате потемнело, и стало как-то так маятно, как будто дождь этот шел всегда, и будет идти всегда, и никогда не кончится, а если и кончится, то вместе с ним кончится жизнь, такая же серая и маятная, как этот дождь. И хорошего больше ничего и никогда не будет.
Весна. Пора любви.
Илья молчал, и Анфиса продолжала, стремясь отделаться от мыслей о весне и дожде, начавшемся так некстати:
— Если ты не носил огнетушитель, логично предположить, что это сделал убийца. Да или нет?
— Да.
— Тогда, может, за оставшиеся три часа мы попробуем разобраться? Если уж тебе не надо в СИЗО прямо сейчас, а я на работу все равно опоздала!
Илья Решетников вскочил со своего стула и одним махом пересел за стол. Пересевши, он вдруг стукнул кулаком по бумагам, но вышло тихо, неубедительно.
— Я не собирался никого убивать Тем более Димку! За что мне его убивать?! Но, черт подери, я
— Илья, никогда в жизни я не слышала, чтобы кто-то кого-то убил в бессознательном состоянии. Так бывает только в кино! Когда нужно для сюжета. Во сколько приедет твой одноклассник? Как его? Витек?
— Игорек. Никоненко.
— Во сколько он вернется?
Илья Решетников глянул на часы.
— Сказал, что к пяти.
— Значит, до пяти мы должны найти убийцу, — заключила Анфиса. — Правильно я понимаю? Ну, разумеется, в том случае, если не ты убил.
— Да не знаю я! Я ж тебе говорю — в бессознанке был!
— Я училась в мединституте, — объявила Анфиса громко, — и я тебе ответственно заявляю — твое состояние по симптоматике на сомнамбулизм или лунатизм не похоже.
— Чего ты говоришь?!
— Я говорю, что ты мне должен объяснить, какие дела у тебя были с замом. Только и всего.
Илья Решетников некоторое время посидел, словно не в силах поверить в такую женскую наглость, потом покрутил головой и фыркнул. Анфиса подошла к двери в приемную и широко ее распахнула.
Мужики, толпившиеся возле Раисиного стола, все, как по команде, обернулись. Лица у них были скорбные, будто на подбор.
— Здрасти, — пробормотал вежливый Гена, завидев Анфису, повернулся и дернул бровью, словно призывая своих оценить барышню, которая посетила шефа в столь… неоднозначное время.
— Здрасти, — ответила Анфиса и обернулась к Илье:
— Как зовут твою секретаршу, я забыла?
Он выбрался из-за стола и подошел к ней.
— Раиса.
Увидев его, мужики потупили глаза и насупили брови, как будто выносили гроб с покойником.
— Дорогая Раиса, — провозгласила Анфиса Коржикова, — я хочу кофе с сахаром и взбитыми сливками. Кофе нужно сварить, а не насыпать из банки. Поэтому вы сейчас же пойдете в магазин и купите его. Там же вы купите сливки. В баллончике. Они не очень, но выбора у нас нет, до приезда майора Никоненко осталось очень мало времени. — По приемной что-то прошелестело, словно ветер прошел, но никакого ветра не было. — Все остальные маршируют в комнату отдыха, сидят там и ждут, пока Илья… как тебя по отчеству?
— Сергеевич.
— Пока Илья Сергеевич их не позовет. У вас есть комната отдыха?
— Есть, — вылупив накрашенные сверх меры глаза, отрапортовала Раиса, — все есть!
— А вы по дороге в магазин возьмете у охранника список сотрудников, которые оставались на территории после десяти часов. И номера всех машин, которые въезжали и выезжали, поняли, дорогая Раиса?
— Все, все поняла!
— Отлично. Тогда вперед.
Анфиса, чувствуя себя бабушкой Марфой Васильевной, захлопнула дверь в приемную, повернулась и оказалась нос к носу с подозреваемым в убийстве.