Закон отражения
Шрифт:
– Ну, как знаешь. Боюсь, твои заявления мало кому здесь понравятся.
– Почему? Разве я что-то натворил?
– Мы пришли, – Кьеверт кисло улыбнулся, – дальше мне не стоит идти.
На вопрос Шениора он так и не ответил.
… Кабинет лорда Каннеуса искрился золотом. По крайней мере, такое сложилось у Шениора первое впечатление: позолота на стенах, на потолке, на мебели светлого, почти белого дерева. Да и сам лорд сверкал в редких лучах солнца золотым шитьем на темно-зеленом бархатном камзоле, россыпью самоцветов в перстнях. Серьга в
Каннеус сидел за столом, барабаня тонкими, холеными пальцами по лакированной столешнице, видом своим напоминая ястреба, готового броситься на добычу. Шениор посмотрел на крючковатый, хищный нос первого советника, на колючие, глубоко посаженные глаза, на лишенное даже намека на загар, слегка одутловатое лицо – и решил, что этот дэйлор точно не будет ему другом. Но все же улыбнулся – открыто и доброжелательно, не опуская глаз под буравящим взглядом лорда.
Белые пальцы Каннеуса замерли, и в кабинете повисла тягучая, как карамель, тишина. Затем советник короля откашлялся и…
– Кьеверт сказал, что ты выдаешь себя за наследника Правящего Дома д’Амес, за единственного сына Кейлора д’Амес. Кроме того, Кьеверт оповестил меня, что ты готов пройти Испытание. Это действительно так?
Голос Каннеуса оказался подстать его внешности: резкий, хриплый, напоминающий крик все того же ястреба. Шениор кивнул.
– Да.
– Почему ты считаешь себя д’Амес?
Глаза Каннеуса сузились, превратились в щелочки.
Шениор пожал плечами.
– Я Шениор д’Амес. Так говорит мне Зов, который и привел меня на земли моего народа.
– Зов Дэйлорона? – теперь в голосе лорда звучало нескрываемое удивление, – а что еще говорит тебе зов?
Дэйлор помялся, раздумывая, стоит ли рассказывать первому советнику все, как есть. Но потом все же решился.
– Испытание, лорд Каннеус. Я прежде не знал, что это такое. Голос Дэйлорона сказал это за меня.
Каннеус откинулся в кресле, сложил пальцы домиком и глубоко задумался. Снова повисла тишина – вязкая, неприятная. Наконец лорд, расправив кружевные манжеты, пробормотал:
– Похоже, что чудо произошло. А мы-то надеялись… неужто все дело в воле Дэйлорона?
Затем, мрачно поглядев на замершего Шениора, спросил:
– Ты действительно готов пройти испытание? Ты знаешь, в чем оно заключается?
Тот кивнул.
– Да. Я готов. Я верю, что Дэйлорон и Поющее озеро защитят меня, ибо то, что я говорю, истинная правда.
– Да будет так!
Каннеус поднялся из-за стола, прошелся по кабинету и остановился в двух шагах от Шениора, сложив на груди руки. Лицо его выражало крайнюю тревогу, левая щека несколько раз заметно дернулась. Скривив губы в непонятной Шениору усмешке, лорд еще раз пробормотал:
– Да будет так…
Затем, уже самым обыденным тоном, сообщил:
– Я должен идти к повелителю. Тебе придется подождать немного… Пока мы обсудим вопрос твоего Испытания.
Шениор как раз
– Я могу вернуться к Кьеверту? – Шениор покрутил головой, пытаясь понять, что замыслил первый советник.
– О, разумеется.
Часть стены с легким шелестом сдвинулась в сторону, и дэйлор увидел в темном проеме двух воинов, похожих друг на друга, как две капли воды.
– Моя охрана проводит тебя, Шениор, – мягко сказал Каннеус.
– Но…
– Иди, и пусть тебя ничто не беспокоит. Ты поживешь несколько дней в комнате для гостей. Быть может, за это время знания предков окончательно оформятся в твоем рассудке, и выяснится, что твоя принадлежность к дому д’Амес – всего лишь самообман?
…Комната для гостей. Ха!
Шениор стиснул зубы до ломоты в висках. Каким же дураком он был! И как легко дал себя провести!
Мимо просеменила крыса, не обращая особого внимания на нового жильца.
Дэйлор подтянул колени к груди; поморщился, слушая, как цепи заскребли по камню.
И что теперь?
Его ударили по голове – подло, со спины. Очнулся уже в кандалах, в каменном мешке, куда свет проникал через крошечное оконце под самым потолком.
Что теперь, Шениор д’Амес?
Поначалу он лупил кандалами о стены, кричал, требовал, чтобы выпустили. Но потом пришло осознание того, что никто его не услышит. А если и услышит, то, конечно же, и не подумает освободить.
И Шениор заплакал – впервые в своей взрослой жизни.
Он рыдал, в бессильной ярости царапая бездушный камень, сдирая в кровь пальцы и ломая ногти. Проклиная себя и свою личиночью наивность. Взывая к духам предков, их памяти, что предательски внушила ему чувство собственной значимости, но не помогла разгадать замысел министра, и к тому призрачному голосу, что говорил с ним на границе. Потом дэйлор понял, что все, кто хоть сколько-нибудь проявлял интерес к его персоне, ушли, и что он остался в полном одиночестве. Он затих, почти успокоился, и все же… Шениору не верилось – не хотелось верить – в то, что его бросили здесь навсегда, до того момента, как дух его покинет тело и воссоединится с духами предков.
Дэйлор положил подбородок на колени и закрыл глаза. Сердце билось в груди, как пойманная в силки птица. Мелькнула мысль – а не покончить ли со всем прямо сейчас? Попытаться разбить голову о стены…
При мысли об этом все его существо взбунтовалось, и Шениор, к собственному стыду, пришел к выводу, что не сможет себя убить. По крайней мере, сейчас.
…Холод камней проникал в него, убивая тепло, замедляя бег крови по венам. Спина затекла, но ему не хотелось шевелиться. Быть может, если он замерзнет – и просто уснет – так будет лучше?