Закон парных случаев
Шрифт:
В январе Насте должно было исполниться шестнадцать. Где-то за неделю до этого я вошла к ней в комнату и увидела, как она затягивает бандаж на округлившемся животе. Вот тут, Мартин, я сорвалась и отлупила ее чем под руку попало. А потом отняла ключи от квартиры, заперла в сейф телефонный аппарат и пошла к соседу.
Теперь-то я понимаю, что была не права. Что мне просто надо было позвонить матери в Вашингтон. Но моей первой мыслью было, что в случившемся опять обвинят меня – недоглядела. Это была какая-то сплошная истерика, я просто не могла тогда рассуждать здраво.
Виталий Федорович уговаривал меня не пороть горячку, успокоиться и подумать. Убеждал, что и аборт на таком позднем сроке,
В конце концов мы решили, что Настя родит дома, а ребенка мы ночью отвезем к ближайшему роддому и оставим у входа. Я сходила в Настину школу и забрала ее документы, сказав, что она снова будет учиться в интернате. Уходя в университет, я запирала ее на ключ, а гулять выводила поздно вечером, чтобы никто случайно не увидел ее живота.
Настя сначала рыдала, вопила, что любит Олега и жить без него не хочет, но уже через несколько дней успокоилась и сказала, что да, так будет лучше. Все равно из него ничего дельного никогда не выйдет, а жить в нищете, да еще с ребенком ей не хочется. Мы надеялись, что все пройдет гладко, никто ни о чем не узнает, а Пушницкие поклялись молчать.
Олег пришел через неделю. До этого он звонил каждый день, но я вешала трубку, а когда уходила, по-прежнему запирала телефон в сейфе. В университете он не появлялся, оказалось, что его отчислили еще осенью. Я боялась, что он придет, пока я буду на занятиях, и пригрозила Насте: если узнаю, что она с ним разговаривала, немедленно позвоню родителям. Этого ей хотелось меньше всего, а обмануть меня она не рискнула бы – мало ли соседи услышат через дверь и расскажут мне.
Он пришел вечером. Я увидела его в глазок, приоткрыла дверь на цепочку и сказала, что Настя не хочет его видеть. И что она сделала аборт. Больше он не появлялся.
Виталий Федорович пригласил какого-то своего знакомого гинеколога, тот осмотрел Настю, сказал, что беременность протекает нормально, и предложил принять у нее роды дома за тысячу рублей. Это были очень большие деньги, в то время среднюю зарплату получали рублей сто пятьдесят. Я по доверенности получала в сберкассе рублевую зарплату отца – двести с чем-то, на них мы и жили, а за квартиру и коммунальные услуги родители уплатили вперед аж за два года. Продать что-то – означало объясняться с родителями. Я попыталась уговорить врача на меньшую сумму, но он заявил, что не желает рисковать за гроши, и ушел.
Тогда Виталий Федорович пообещал помочь. Он хоть и не был гинекологом, но роды принимать ему приходилось не раз. Однако получилось все совсем не так, как мы рассчитывали.
По всем расчетам выходило, что рожать Настя должна была в начале мая. За месяц до этого я перестала ходить на лекции, рассчитывая потом придумать что-нибудь жалостливое. В конце концов, Виталий Федорович вполне мог бы достать мне если не больничный, то хоть какую-нибудь медицинскую справку. Сам он собирался поменяться дежурствами так, чтобы в начале мая у него оказалась целая свободная неделя. Но схватки у Насти начались 20 апреля, ночью.
Я побежала к соседу, но на мои звонки никто не открыл. Потом уже я узнала, что Виталий Федорович был на дежурстве, а его жена уехала в другой город навестить родственников. В панике я позвонила на вахту общежития, где жил Камил, наврала, что я секретарь чешского посла, и потребовала немедленно разбудить и позвать к телефону пана Камила Кабичка.
Камилу пришлось ждать, пока сведут мосты, и приехал он, когда роды были уже в самом разгаре. Настя пыталась было протестовать, но я прикрикнула на нее и пригрозила,
В начале шестого утра ты наконец родился. Камил перерезал пуповину, хлопнул тебя по попе, и ты заорал басом. Я унесла тебя в ванную, вымыла, прочистила нос и рот, запеленала и вернулась в комнату. Камил стоял около Насти и хмурился. Он отозвал меня в сторону и сказал, что должен отойти послед, но… не отходит.
Мы посмотрели учебники, пытались сделать массаж, заставляли Настю глубоко дышать, чтобы стимулировать схватку. Наконец послед отошел. Камил рассмотрел его и сказал, что, похоже, он вышел не весь, часть осталась в матке. И тут началось кровотечение, сначала небольшое, потом вдруг кровь хлынула ручьем. Настя бледнела на глазах, потом потеряла сознание. Я положила ей на живот пузырь со льдом, пыталась приподнять таз – все было бесполезно, кровь продолжала литься.
На Камила было страшно смотреть. Он сказал, что это атоническое кровотечение, остановить которое без лекарств и инструментов невозможно. Что в роддомах в таких случаях ампутируют матку и делают переливание. И что мы уже ничем не сможем ей помочь. Даже если скорая чудом приедет через десять минут, до больницы ее все равно не довезут.
Она умерла через пятнадцать минут, не приходя в сознание. Кровь собралась лужей на подстеленной клеенке, потекла на пол. Ее было так много, я даже представить себе не могла, что у человека столько крови.
«Что мы будем делать?» - спросила я.
«Надо быстрее уйти отсюда, - сказал Камил. – Вернешься к обеду и позвонишь в милицию. Я смогу подтвердить, что мы провели ночь вместе. Гуляли по городу, потом были у меня в общежитии. А когда ты вернулась, обнаружила труп. У нее начались роды, раньше срока, ей некого было позвать на помощь, и она родила сама. А потом началось кровотечение, и она умерла».
Я пошла уже к двери, но тут заплакал ты. И я поняла, что не смогу бросить тебя вот так – в пустой квартире, рядом с телом умершей матери. План наш рухнул, мы не могли уже отнести тебя и оставить у дома малютки. Ведь если Настя умерла во время родов, то куда тогда делся ребенок? Впрочем, все это уже было неважно. И еще… Еще я понимала, что это именно моя вина. Это я фактически заставила ее рожать тайно, дома. А ведь могла позволить им с Олегом сделать то, что они хотели. Получить разрешение на брак в роно и расписаться. И тогда она рожала бы в роддоме. И не умерла бы. А даже если бы и умерла, моей вины в этом не было бы. Ну, родители все равно, конечно, обвинили бы в этом меня, но это было бы ничто по сравнению с тем, что я испытывала в тот момент.
Камил уговаривал меня не делать глупостей, но я уперлась и заставила его уйти. Запомни, тебя здесь не было, сказала я ему. Ты иностранный студент, если ты окажешься замешан в этом деле, тебя просто вышлют из страны. А со мной все будет в порядке.
Что было дальше – помню какими-то обрывками. Приехала милиция, я рассказала все, как было. Кроме того, что я принимала роды у Насти не одна. Ее тело увезли, я осталась с тобой дома. На следующий день прилетели родители. Настю похоронили, как-то торопливо, скрываясь от родственников. На кладбище были только мы, соседи и Клава. Родители практически со мной не разговаривали. После похорон отец улетел обратно в Вашингтон, мама осталась.