Закон предков(Рассказы)

Яньков Николай Дмитриевич

— Это люди приехали. Вот бородатый Новиков — лесничий — трубку курит, а Мишка-охотник кашу ложкой мешает в манерке.

— Как же мы не видели их на тропе?

— Они с другой стороны зашли, с Чикокона, от Харцаги, — сказал Моксор.

Мы вышли к табору, и Новиков, топорща рыжую бороду, встретил нас руганью:

— Морды поганые! Старика им всполошить захотелось. Чикоконом-то дорога совсем адская на Шэбэты. Кости болят, коней запалили —

так бежали сюда. Три дня бежали!

— А что такое, Николай Ильич?

— Да как это что? Лесник Дашей Жапов говорит мне: Моксорка корреспондента увез в гольцы и там бросил. Одного. Это в гольцах-то, горожанина! Думаю: сдохнет корреспондент, заблудится, околеет.

— Все в сборе! — заметил я, тщетно пытаясь сдержать смех. — Только Скляра здесь не хватает с его вертолетом. Но ведь какой-то лесничий, тоже по фамилии Новиков, обещал ждать вертолет в Харцаге с пятого по восьмое июня?

Новиков сделал жест, будто посыпает голову пеплом. Но, в общем, он тоже был рад: он сам давно и страстно мечтал провести денек-другой на Шэбэтах. Лесничего сопровождали два штатных охотника с разрешением на отлов форели. Но рыбы они не увидели: это был последний день, когда озеро демонстрировало свои богатства. Отметав икру, радужные рыбы на 355 дней ушли в подводные катакомбы. Ни одна морщинка не тревожила остекленевшую гладь озера.

Мы выехали в Долон-Нур, когда чуть порозовели снега в гольцах. Над трогами плыл легкий пар. Мы ехали весь день и всю ночь, а после недолгого сна в доме Моксора я не мог подняться: ноги стали как деревянные вилы. Но Саня выглядел после такого пути молодцом: он сбегал на Чикой, наловил хариусов, и мы сравнили их с рыбой Шэбэт. Все сомнения сразу пропали: между хариусом Чикоя и «форелью» чудо-озера было немало сходства. А что касается другой рыбы Шэбэт, то этих сереньких карлиц природа исковеркала до неузнаваемости. Ни в таежных речках, ни в самом Чикое ничего похожего не водится. Даже в книге ихтиолога Сабанеева «Жизнь пресноводных рыб», ихтиолога, который знает всех рыб на свете и который с азартом поэта описывает фауну озер и рек, ничего похожего не нашлось. В Чите с фотоснимками и устным рассказом о дивных местах я зашел к ученым людям.

— Знаем! — в голос сказали двое ученых и ткнули в карту указкой, но совсем не туда, где я побывал. — Вот это озеро. На, читай.

Они раскрыли книжку натуралиста и знатока Забайкалья Евгения Ивановича Павлова, и я стал читать: «Озеро Букукунское и голец Сохондо находятся в Кыринском районе на хребте Борщовочном.

Голец имеет абсолютную высоту 2508 метров.

Голец Сохондо с озером Букукунским несомненно замечательный памятник неживой природы, значение которого в сочетании с субальпийской и альпийской растительностью гольца, со своеобразной фауной высокогорных районов и совершенно неизученной фауной озера во много раз увеличивается. Озеро Букукунское ледникового происхождения, занимает оно огромную чашеобразную выемку — цирк, образовавшуюся в результате воздействия древнего ледника.

В этом озере живут ленки, очутившиеся в несвойственной им водной среде. Приспосабливаясь к новым условиям жизни, ленки претерпели значительные изменения и по своим морфолого-анатомическим особенностям заметно отличаются от ленков, живущих в р. Букукун, что представляет большой интерес для науки».

В таких случаях говорят: «Слов не хватает, чтобы…» И у меня не хватило слов, чтобы выразить степень удивления. Двойник озера Шэбэты! Если бы не голец Сохондо, да не река Букукун, да не ленки, то можно было бы и в самом деле подумать, что речь идет о Шэбэтах.

Но Букукун есть Букукун, Чикой есть Чикой. И я подошел к карте ученых людей, нашел голец Бурун-Шибертуй (или Быстринский, как его еще метят на картах) и шариковой авторучкой нарисовал под гольцом озеро Шэбэты, которое тоненькой рукой-ниточкой дотягивается до Мельничной и Чикокона, а через них шлет привет водам Байкала и держит с ним свое родство.

…Так закончилось третье путешествие в затерянную страну Долон-Нур, в древний бурятский кордон и дэважэншангад Награла Жалбаева. Вертолет Скляра пришел тогда в Семиозерье точно в назначенный день, мы поднялись за перевал и дали над Шэбэтами «круг почета». Под брюхом зеленого кузнечика плыли каменные волны гольцов, снега и льды, дым кедрачей. Плыли «дивные землицы», хождению по которым отдано в общей сложности пять лет. Заканчивалось третье путешествие, но не последнее. Сквозь грохот и вой двигателя вертолета чудились прощальные слова Моксора:

— Еще приезжай к нам! Ты не побывал на Ламских камнях, на горячих ключах, а озеро я еще одно знаю. Тоже шибко чудное озеро! Острова там плавают, будто лодки и гольцы глядят в воду. Приезжай обязательно!

В аэропорту я протянул Скляру ракетницу, которая так и не пригодилась. Но ракеты мы расстреляли, когда над сопкой Хурэй возле дома Доржиевых праздновали с Моксором свое возвращение с Шэбэт.