Закон проклятого
Шрифт:
– В случае чего искать будет нечего, – усмехнулся Иван. – Вот разве только на всякий случай… В гостинице на набережной тварь окопалась… Ну пока, ребята.
– Ни пуха ни пера.
– К Сетху.
Дверь закрылась. И долго ещё тоскливо смотрел на неё кот, ожидая, не вернётся ли назад хозяин, снова бросивший его на произвол судьбы.
– Вот он. Быстрее, за ним!
Макаренко рванул ручку двери. Из подъезда посольского дома выходил тот самый тип со снимка из архива СИЗО.
– Подожди.
На плечо следователя легла
– Я думать… или нет… как это… чувствовать, что, если мы немного следим, он привести нас к тому, кого я искать.
– А вдруг упустим? – простонал Андрей. – Сто пудов это он кореша моего на рельсы бросил…
– Это есть мой единственный шанс.
Томпсон взглянул Андрею в глаза:
– Так мы возьмем два зайца. И твой, и мой.
– Ладно, – кивнул Макаренко. – Но если он уйдет, это будет на твоей совести.
…Иван сразу почувствовал, что за ним наблюдают. В его голове с недавнего времени имелся как бы специальный отдел, фиксирующий чужие мысли, имеющие к нему непосредственное отношение.
За ним следили двое. Один искал его. Другой… В голове другого попеременно сменялись жуткие картины, которыми последнее время жил этот человек. Церковь. Распятые тела на стенах. Изуродованный труп ребенка. И над всем этим – ухмыляющийся лик красноглазого демона. Немного изменённый человеческим воображением, но, несомненно, тот самый, увиденный Иваном только что в его неожиданном кошмаре.
В другое время он бы непременно разузнал поподробнее, кто это столь навязчиво интересуется его персоной. Но только в другое время. Сейчас у него этого времени не было. Его ждали. Последователь древнего культа бога Сетха уже творил свою чёрную мессу. И он знал, как заставить своего врага не отвлекаться по пути на всякие мелочи.
Иван поднял руку, и первый же водитель, мчащийся мимо на своем автомобиле, тормознул и распахнул дверцу, подчиняясь мысленному приказу Меченосца, воина Бога Солнца, давным-давно забытого людьми.
Лифт мягко остановился и с тихим шелестом распахнул перед ним двери, обитые серебристыми панелями. Иван вышел из кабины. Тихое жужжание за спиной заставило его обернуться. Лифт пытался захлопнуться, но что-то мешало ему. Створки дверей беспомощно дёргались, словно в конвульсиях, и вновь разъезжались в стороны.
Ивану показалось на мгновение, что из лифтовой шахты вылезли и зацепились за створки черные, гибкие стебли какого-то растения, похожие на щупальца. Парень зажмурился, мотнул головой, открыл глаза…
Нет, конечно, показалось. Просто, наверное, какая-то неисправность.
Иван повернулся на каблуках и шагнул в коридор, оставив за спиной жалобно визжащий в агонии механизм.
…Он шёл по длинному, безлюдному коридору. Странно, но похоже, что на этаже действительно никого не было. Может быть, люди попрятались в своих номерах, скрываясь от возможных последствий уличных беспорядков, а может, ушлые иностранцы, вовремя сориентировавшись в обстановке, быстренько собрали свои дорогие кожаные чемоданы и сейчас мчались по дороге в ближайший аэропорт,
С высоченных потолков лился мёртвый белый свет люминесцентных ламп, которые периодически гасли, мигали и снова вспыхивали каким-то неестественным, потусторонним светом, отчего казалось, будто коридор ежесекундно преображается, сокращается и пульсирует, словно чрево какого-то гигантского червя. Высоченные, под стать потолкам, деревянные двери с обеих сторон нависали над головой, и в хитрых завитушках багета чудились чьи-то глаза, следящие за человеком, медленно идущим вдоль длинной череды безмолвных гостиничных номеров.
Ботинки утопали по щиколотку в мягкой ковровой дорожке, которая бесконечной лентой текла по полу. Вдруг Иван увидел, как впереди зашевелился высокий ворс и, словно сгибаемая ураганом трава, стал приминаться и ложиться, вдавливаемый невидимой глазу массой.
Гигантская – судя по площади примятой её весом дорожки – волна катилась из глубины коридора навстречу Ивану. Но ни ветра, ни шелеста, ни звука не было слышно – лишь ворс, немилосердно втаптываемый в джутовую основу, свидетельствовал о её приближении. Вот она докатилась до Ивана и… остановилась у его ног, будто невидимая граница, означающая переход от одной реальности к другой, неведомой и опасной.
Иван остановился в некотором замешательстве и, немного поразмыслив, вытащил из-за спины вибрирующий меч. Дедово наследство ещё при выходе из лифта начало проявлять беспокойство, мелкой дрожью и слабым покалыванием электрических разрядов напоминая о своём существовании. Теперь же вибрация усилилась, и Иван с удивлением заметил, как на конце рукояти засверкала драгоценными камнями и, будто сердце живого существа, вдруг начала пульсировать серебряная звезда, изнутри наливаясь тёмно-багровым, кровавым светом. Теперь непонятные магические знаки на ней стали выпуклыми, рельефными и… живыми. В такт пульсации звезды зашевелились и… поползли. Часть – к центру, а часть – ближе к подрагивающим серебряным крыльям. На глазах Ивана из разрозненных символов сам собой на рукояти меча формировался узор, вязь, а может быть, текст какого-то древнего, могущественного заклинания.
Иван оторвал взгляд от рукояти и вдруг неожиданно для самого себя ткнул мечом вперед, пронзая вибрирующим металлом пространство перед собой.
Впереди шёл самый настоящий бой. Призывы к порядку, усиленные мегафонами, тонули в возмущенном реве толпы, из которой в милицейское оцепление летели бутылки, камни и всякая дрянь.
– Нет, ну не твою мать, а? – зло сплюнул Макаренко. – И чего не живется-то? Войны нет, очередей нет, хочешь – работай, не хочешь – не работай, никто не заставляет. Я, например, очень хорошо помню – когда я школьником был, с мамкой в выходные по несколько часов в очередях стояли за несчастной курицей и десятком яиц. И войны локальные помню… Вот бы этих демонстрантов туда, под пули, чтоб понюхали, что такое плохо на самом деле.