Закон тени
Шрифт:
Папа Сикст прервал его нетерпеливым жестом и заявил:
— Ты забываешь, Родриго, что миссия пастыря состоит в том, чтобы наставлять и прощать, а потом уже карать. Тогда дьявольское семя было всего лишь возбуждением ума, которое нечестивцы, начитавшись книг о древних традициях, восприняли всерьез, как детскую влюбленность. И среди них были некоторые наши сотрудники, аббревиаторы [32] . Что же было делать Павлу? Убрать половину из них?
— Вы хотите сказать, что стоило простить их и снова вернуть на службу? Так и было сделано. Однако люди, призванные придать доступную форму голосу наместника Христа, превратили свои кабинеты в
32
Аббревиаторами называли чиновников, которые вели список папских бреве (декретов) и вносили их краткое содержание в особую книгу.
— Но с тех пор об этих идеях ничего не слышно. Или есть нечто такое, что ускользнуло от нашего внимания? Брат Джемма! Инквизиция обнаружила, что Зло снова плетет в городе свою паутину?
Бросив быстрый взгляд на кардинала, монах пожал плечами.
— Монсеньора Борджа тревожит возобновление оккультных заговоров. Оно весьма беспокоит и нас. Правда, мы не имеем доказательств, что наш народ близок к тому, чтобы впасть в моральные метания, которые в других частях Европы приводят к попыткам ублажить собственное безумие сговором с демонами. Но мы тоже замечаем, что некие мрачные искры тлеют под пеплом, напоминая скверно погашенный пожар. В город въезжают незнакомцы в одеждах пилигримов, происходят какие-то встречи, сборища в глубине наших святых церквей. И дворцы аристократов, под прикрытием богатства и привилегий их хозяев, превращаются в надежные убежища для тех, кого разыскивает инквизиция. Наблюдается также необъяснимый расцвет начертанного слова. Книги привозят в котомках путешественников и тиражируют с помощью какого-то дьявольского изобретения, которое все больше распространяется на севере. Ситуация выходит из-под контроля.
— Это все бабьи пересуды, брат! Дай нам факты! — раздраженно воскликнул Папа.
Монах снова посмотрел на Борджа.
— Ваше святейшество, факты, как редкие жемчужины в океане, разбросаны в мутной воде косвенных улик и предположений. Они окажутся у нас в руках только тогда, когда мы обнажим дно. Мы, как ловцы жемчуга, чтобы достать одну жемчужину, должны погружаться множество раз. Зато потом сокровище окупает все усилия.
— В общем, у вас нет ничего конкретного, — перебил его Папа.
— Пока нет, — вмешался кардинал. — Но мои люди вышли на охоту.
— На кого?
— Кажется, заработала шайка колдунов, последователей человека, который объявил, что владеет знанием, пришедшим издалека. Мы много раз брали ее след, но все время опаздывали. Похоже, они прячутся именно здесь. Конечно, смешение обычаев и обилие пилигримов не способствует нашему делу, тем более в праздник.
— Ты хочешь, чтобы мы наложили запрет на собственный город и охладили искреннюю веру добродетельных паломников? Это невозможно!
— Нет, я знаю, что сердце вашего святейшества занято спасением душ, живых или мертвых, оболом индульгенций. Эта сумма составляет немалую часть поступлений в нашу кассу, — лицемерно отозвался кардинал. — Я прошу не об этом. Вот если бы можно было не объявлять карнавала в этом году, то удалось бы избежать по крайней мере части ожидаемых возмущений.
— Не объявлять карнавала? — возразил Папа и протянул руку к документу, лежавшему на столе возле трона. — Только вчера мне принесли ежегодное прошение, подписанное сенаторами, чтобы я благословил празднества этого года. Как мы можем воспротивиться без того, чтобы не возмутить в народе протеста против действий, которых он не поймет? Люди расценят это как лишние притеснения!
— Я полагаю, вы правы, ваше святейшество, — вмешался монах. — Народу необходима
На лицо Папы набежала тень.
— Я хорошо знаю вопли этих безумцев. И только одеяния, которые они носят, удерживают нашу руку от того, чтобы стукнуть их как следует по головам! Они обвиняют нас в том, что мы из алчности накапливаем запасы золота, и не желают видеть, как оно превращается в изысканные строения, прекрасные картины, в арки и фонтаны, достойные наших предков. Мы выписали из Венеции и Флоренции лучших мастеров, чтобы они своим искусством приумножили славу города, который Господь выбрал местом своего пребывания среди людей. Мы повелели собрать библиотеки, обучить музыкантов, воздвигнуть капеллу с фресками. На это и пойдет все золото. Капелла станет гордостью всего христианства! Даже простой люд воспримет глазами и ушами величие слова Господнего. Мы устали от всяческих наглых выходок!
— Но карнавал, ваше святейшество…
— Наша паства в нем нуждается. Мы желаем любви стада, а не собак, которые за ним присматривают.
Сикст IV в сердцах схватил перо и подписал прошение, которое все еще сжимал в руках.
— Немедленно отнесите нашу декреталию [33] в палату печатей, и пусть ее тотчас же скрепят печатью и распространят!
Он встал и подошел к окну, повернувшись спиной к присутствующим. Аудиенция была окончена.
33
Декреталия — папский указ.
На лестнице доминиканец боязливо приблизился к Родриго Борджа.
— Мне очень жаль, ваше высокопреосвященство, видимо, вы ждали моей поддержки, но обстоятельства…
Тот остановил его движением руки. На губах его заиграла тонкая улыбка.
— Не бойтесь, брат мой. Вы правильно поступили. Чтобы сбить кого-нибудь с выбранного пути, не обязательно его встряхивать. Зачастую достаточно замутить воду. На скудном и неясном фоне хорошо продуманный рисунок только ярче засияет.
У ворот Фламиния
Пико подъехал к воротам Фламиния, когда на внушительные стены города начали опускаться первые вечерние тени. Неспешной рысью он миновал толпу крестьян, в ожидании таможенного досмотра запрудивших пространство перед каменной аркой. Проворные руки солдат уже обшаривали корзины и вьюки, закрепленные на спинах осликов.
Не спешиваясь, он остановил коня у барьера, наклонился к одному из вооруженных стражников, только что получившему пошлину с какого-то купца.
— Мое имя граф Пико делла Мирандола. Я прибыл не в коммерческих целях, а чтобы посетить священные базилики и исполнить обет. Прошу проезда.
Стражник оглядел его с головы до ног.
— Граф? А почему ты едешь вместе с крестьянами?
Он критически покосился на испачканное платье Пико и принялся ощупывать коня. Потом, развязав котомки, бесцеремонно их обыскал и с недовольным видом уставился на юношу.
— Ну и?..
— Два последних года я провел в университете в Падуе. А теперь пришло время, когда мне надо укрепить дух, истощенный слабостями плоти. Я еду просить милости и прощения.