Закон вне закона
Шрифт:
– Что будем делать, командир?
– Сражаться. До победы.
– Тогда поднимай красный флаг, - как-то жестко, будто в этом было что-то личное, сказал Прохор.
– Что вы меня все в большевики записываете?
– Ты уроки истории любишь... А знаешь плохо. Ни при чем тут большевики.
– И пояснил снисходительно к моей серости:- В давние годы пираты Карибского моря, идя на абордаж, поднимали на грот-мачте красный флаг в знак того, что пощады никому не будет.
– У нас грот-мачты нет.
– На "Беспощадном"
– Ну разве что... Как личная жизнь?
– А ты уже знаешь?
– Что именно? Неужели счастливым отцом готовишься стать?
– И упредил: - Невыносим, прости.
– Не в этом дело, Леша. Похоже, ты опять прав. Наташа ушла...
– К другому? Или, точнее, к другим?
– Я не собирался жалеть его.
Но Прохор и не нуждался в этом. При всех его моральных фантазиях он был человеком неприлично честным.
– Можешь расстрелять меня, - глухо молвил, - но я был преступно откровенен с ней. Она очень многое знала о наших делах и планах. От меня.
– Твое счастье, что ты знал не очень много. А очень многое из того, что ты знал, не соответствовало действительности.
– Ты использовал меня для дезинформации противника!
– он выкинул вперед обличающий перст, коим едва не попал мне в глаз.
– Тебе должно быть стыдно!
– Палец принял вертикальное положение.
– Вот еще! Ты делал свое дело, я - свое. Спрячь кулачки. Я тебе медаль дам. Или в Сибирь за подругой пойдешь?
Прохор посопел угрожающе, выпустил гневный воздух (хорошо, что через ноздри) и подвел черту:
– Ты опять прав: проститутка и блядь - суть категории различные.
Ну, положим, так витиевато я сказать не мог...
И опять Серый ушел в подполье, по болезни. Вместе с Василием по псевдониму Ламбада.
– А чего ты себе такую иностранную фамилию взял?
– поинтересовался я, когда мы углубились в холодные недра горы.
– Да батька, дурак старый, наградил, - охотно пояснил Василий. Приехал ко мне в часть, еще по первому году, вечером в солдатском клубе стали телевизор смотреть. А там танцы казали, конкурс. Ну и эту самую ламбаду.
Батька и заржал во весь бас. Во, говорит, Васька, а я и не знал, что это дело ламбадой зовется. Мы эту самую ламбаду еще когда с твоей мамкой бацали, на ее крыльце, как стемнеет. Тебя так и сламбадили. Токо у нас это по-другому называлось.
Ну, ребята и подхватили. Так прилипла эта ламбада, что меня старшина два раза в ведомость под ней заносил, ровно фамилию. И куда ни переведут, даже в другую часть - она за мной. Натерпелся. А потом привык. Теперь нравится, - заключил с гордостью.
– Ни у кого такой нет.
За интересным разговором вышли на "развилку". Василий облазил все три выхода из Пещер; действительно, все камни руками потрогал, бормоча под нос какие-то новые для меня слова вроде той же ламбады.
– Теперь
– Сколько скажешь.
– От срока зависит.
– Сутки.
– Сделаем. А вообще, не люблю я эти горы рвать. С домами, к примеру, проще. А тут никогда не знаешь, что получится. Да еще река рядом. Рванешь чуть не так, воду поднимешь...
– Э, Василий, уж делай с гарантией. Мне не надо, чтоб ты город затопил.
– Да я понимаю, товарищ полковник, что вам надо. А вот что получится...
Кокетничает Васька своим умельством. Я ведь видел, как чутко он мужицкими пальцами каждый камешек изучил. Каж дую трещинку в монолите скалы проверил. И даже цветными мелками что-то пометил.
Раздав срочные распоряжения, я закрылся в кабинете. Наедине с собой.
Была нужда перед решающим днем мысли собрать, чувства обновить, что-то позади оставить, что-то впереди засветить - это как перед боем, по обычаю, рубаху на чистую сменить.
Что ж, кое-что, однако, сделано.
Экономическую базу преступности я подорвал, в городе в основном наладилось производство, искоренены все криминальные и полукриминальные виды бизнеса. Организованную преступность днями окончательно добью. Проституцию - это социально-криминальное зло - истребил. Милиция моя, очистившись от всякой скверны, работает по петровскому принципу: "В службе - честь!" Горожане активно включились в поддержание общественного порядка. Развернулась работа с молодежью. Городская власть - под контролем трудящихся. Да и не нужен ей этот контроль, порядочные люди в нем не нуждаются.
Да, вот еще. На днях проверил, как функционируют мои "подведомственные" пенитенциарные учреждения.
Там, конечно, нам с начальством повезло. Опять же Петр I: "Тюрьма есть ремесло окаянное, и для скорбного дела сего зело истребны люди твердые, добрые, веселые".
Теперь зона работала дифференцированно: на перевоспитание одних и наказание других. Идея раздельного содержания осужденных за насильственные и ненасильственные преступления, отделения молодежи, изоляции рецидивистов и "законников" себя полностью оправдала.
Медики и психологи выделили группу осужденных с врожденными преступными наклонностями - их еще более надежно изолировали, мягко говоря.
Да и общее впечатление было неплохое: заработал Завод сельхозмашин - выпускал сеялки-веялки, вошли в строй столярный и инструментальный цеха, где осужденная молодежь приобретала мирные специальности и привычку к труду, велось строительство дополнительных бытовых помещений.
Приемлемый быт, питание - как в пионерлагерях далеких лет, хорошее медобслуживание. Разбили приличный огородик, даже теплички поставили. Крольчатник и курятник завели. Строили свинарник и коровник. Но все это для тех, кто честно работал.