Закон волка
Шрифт:
— А я буду защищаться.
— Но это не то дело, за которое можно браться в одиночку. Ты не потянешь. У тебя просто не хватит сил и жизни.
— Одиночество иногда становится преимуществом. Кто обратит внимание на бедного ловца крабов?
— Я не понимаю, что привлекает тебя в этом деле?
— Огромные деньги, Леша. Такие деньги невозможно проесть, купить на них машину или дом. Такая сумма становится не просто платежным средством, а мощным механизмом. И этот механизм сейчас что-то где-то крутит, что-то создает или ломает. Милосердову, а затем и старика убили для того, чтобы
— Ты хочешь найти убийцу Милосердовой?
— Это всего лишь первый шаг. Я хочу узнать, кто относится к людям как к баранам и время от времени их стрижет, гонит с одного края поля на другое и сжирает…
— Ты высоко берешь, Кирилл.
— А сейчас преступления такие. Убили человека — а мы смотрим лишь на наконечник копья, пронзивший жертву. А чтобы разглядеть рукоятку, за которую убийца держался, надо не только голову вверх задрать, надо до самых облаков подняться.
Леша помрачнел, отставил свой стакан и допивать не стал. Наверное, ему стало меня жалко. Я обнял его, похлопал по плечу.
— Ну ладно, ладно, — сказал я. — Ты рано меня хоронишь. Мы с тобой еще половим крабов.
— Как же, половишь с тобой, — вздохнул Леша.
— А для начала можешь потренироваться на преступниках. Собственно, это тот же процесс: плывешь, смотришь, затем ныряешь, подкрадываешься, хватаешь — так, чтобы он не успел нанести ответный удар… Ну как, присоединяешься?
Леша с обреченным видом пожал плечами.
— А что мне еще остается делать? Не могу же я тебя бросить!
— А Анну ради меня бросишь?
Леша нахмурил свои белесые брови. На лбу легли морщины. Он не ожидал такого резкого перехода с одной темы на другую. Мне показалось, что он сейчас ответит мне грубостью. Черт его знает, насколько серьезно относится он к Анне! Но Леша вздохнул и ответил:
— К сожалению, уже не смогу.
— Почему «уже»?
— Потому что она меня самого бросила.
— То есть? — спросил я, чувствуя, как сердце вдруг радостно забилось в груди, хотя, собственно, радоваться было пока нечему.
— Пришла ко мне, сказала, что тебя увезли в милицейской машине. А я как раз вздремнуть собирался, но какой тут сон! Я вскочил, рубашку на ходу напялил и ей говорю: идем, мол, вдвоем в милицию, выясним, что произошло. А она глаза опустила, плечом дернула, поправила лямку от сумки и говорит: «Никуда я не пойду. Я вас обоих видеть больше не могу. Прощай!» — или что-то в этом роде. Повернулась и пошла на остановку.
— Ты думаешь, что она уехала?
— Я уверен в этом. По пути в милицию я пробежал по Рыбачьей, заглянул в ее дворик и спросил у хозяйки, где Анна. Рассчиталась и уехала — отвечает.
— А, черт! — крикнул я и ударил кулаком по столу.
Леша стушевался. Чувствуя себя в чем-то виноватым, он осторожно положил мне ладонь на плечо.
— Послушай, Кирилл, я ведь не знал, что у вас… ну, что вы с ней… Ты ж мне говорил, что вы свободные люди.
— Говорил, говорил, — передразнил я его. — Да что ты понимаешь
— Часа два назад.
Я посмотрел на часы. За эти два часа от станции ушли на Симферополь три автобуса. Московский поезд — около пяти вечера. Я не успею, даже если помчусь на симферопольский вокзал на такси.
— Ну вот, — произнес я таким голосом, словно мне оставалось жить минут пять. — Потерял хорошую бабу. И все по глупости. Надо было спокойно все объяснить, а я в бутылку полез, стал гордость свою демонстрировать.
— Не расстраивайся, — утешал меня Леша. — Вернется. Если любит, то вернется.
— Если любит! Ты еще сомневаешься? Да таких баб, как Анна, на свете единицы! Она всю себя до капли, до дна, до порожнего звона отдавала мне! Эхма! Не ценил я ее, Леша, не ценил. Вот за это и наказан… Ну, наливай, наливай, чего уставился на бутылку, как на краба. Хватай ее за крутые бока, переворачивай вниз головой и выжимай, выжимай до последней капли, до порожнего звона!..
Я был прав — напились мы в тот вечер до свинского состояния и едва дотащились до моей дачи. Леша всю дорогу клялся мне в вечной дружбе и обещал умереть на моих руках от бандитской пули. Потом он, не раздеваясь, уснул во дворе на раскладушке, а ко мне сон долго не приходил, и я, прислушиваясь к раскатистому храпу друга, все думал и думал об Анне.
Потерял я человека. Потерял.
15
Какие дурные и дикие глаза у мужика, который только что проснулся с тяжелого похмелья! Леша смотрел на раскачивающуюся перед его носом маленькую замшевую сумочку с таким видом, словно на его лицо опускался на крохотном парашюте зеленый чертенок.
— Что это?! — хрипло выкрикнул он, приподнимаясь и отталкивая мою руку с сумочкой от себя.
— Это «фенечка», Леша.
— Убери ее на фиг!
Он навалился всем своим весом на передний край раскладушки, отчего та перевернулась и сложилась посредине. Леша свалился на землю.
— Сон плохой, — сказал он, поднимаясь. — А тут еще ты перед мордой какой-то хренотенью размахиваешь, как поп кадилом… Послушай, а какого черта мы с тобой вчера нажрались?
Он все еще косился на «фенечку», которая покачивалась в моей руке на кожаном шнурке. Его рыжие волосы стояли дыбом, и оттого он выглядел довольно комично.
— Мы с тобой отмечали наш союз, — напомнил я.
— Ну да, союз меча и орала… Так где ты эту хренотень взял?
— А как ты думаешь?
Он пожал плечами и стал почесывать грудь.
— Не знаю.
— Я нашел ее на Диком острове девятнадцатого числа. Она лежала на камнях как раз напротив яхты.
Леша протянул руку, взял у меня «фенечку» и стал рассматривать ее.
— Пустая.
— Как ты думаешь, — спросил я, — могла эта вещица принадлежать Милосердовой?
Леша развел руками.
— А почему бы и нет?
— Ты серьезно считаешь, что банкирша носила ее на шее поверх делового костюма?
— У богатых свои причуды.
— Нет, — покачал я головой. — Я допускаю причуды, но не в отношении одежды и имиджа. Никакая уважающая себя женщина не позволит себе смешивать стили.