Закон волка
Шрифт:
— А если я не возьму? — медленно проговорил он.
Тогда придется тащить тебя в милицию силой.
— И у тебя есть на это право? — вкрадчиво спросил Леша.
— У меня есть безумное желание сделать это.
— Но это всего лишь твое желание.
— Это закон справедливости.
— Интересно, а чем узаконено твое право определять, что справедливо, а что нет?
Леша начинал меня злить. Это было кстати, потому как в возбужденном состоянии мне всегда легче принять сложное решение.
А мне плевать на твои поиски права! — Я чувствовал, как мышцы напряглись во всем теле.
А мне плевать на твои обвинения и приговор.
— Ты убийца! — выкрикнул я.
— Это
Леша. — Ты за руку меня не хватал.
Мы одновременно начали привставать со своих мест. Меня переполняло нестерпимое желание дать ему чем-нибудь тяжелым по лбу. Леша оперся о стол, и его руки оказались рядом с пистолетом. Я чувствовал, что всего несколько мгновений отделяют нас от крутой развязки. Если он схватит оружие и выстрелит, я вряд ли успею увернуться. Но первым браться за пистолет не буду, пусть даже история учит, что игры в благородство всегда плохо кончаются.
Несколько секунд, едва не соприкасаясь лбами, мы нависали над столом. У меня начали неметь пальцы — с такой силой я сжал кулаки. Я понял, что, если Леша сделает слишком резкое движение, оно будет равносильно для меня выстрелу стартового пистолета и тогда я отпущу тормоза, держать которые становилось уже просто невыносимо.
Вдруг Леша медленно убрал руки со стола, затем отошел на шаг назад и опустился на койку.
— Давай не будем сходить с ума, — произнес он, откидываясь на подушку. — Не хватало нам еще открыть здесь стрельбу. Спрячь свой дурацкий пистолет.
Я, облегченно вздохнув, тоже сел в кресло, но к пистолету, словно он мог взорваться от малейшего прикосновения, не притронулся.
— Я тебя внимательно слушал? — спросил
Леша.
— Да. Теперь ты, кажется, хочешь мне что-то сказать?
— Естественно! — И он впервые с начала нашего тяжелого разговора улыбнулся.
— Я ничего не имел против того, чтобы ты мне возражал, — сказал я, понимая, что был излишне категоричен, не желая даже выслушать объяснения Леши. — Но ты молчал. А молчание, как известно, знак согласия.
— Нет, никакого согласия тут не могло быть Просто я так воспитан: если кому-то очень хочется высказаться, я не порчу обедню.
Нет, все-таки нравится мне этот сукин сын!
— Что ж мы в таком случае чуть не начистили друг другу рожи?
Леша посмотрел по сторонам, словно потерял что-то очень важное, и сказал мне то, о чем я давно подсознательно мечтал:
— Может быть, нам для начала выпить по стаканчику?
— С удовольствием. Горло начисто пересохло! — признался я.
Мы энергично, словно только что обменялись любезностями, встали из-за стола. Леша протер тряпкой стол, смахивая с него шелуху от креветок. При этом он задел тряпкой пистолет, но с таким видом, словно это была пепельница.
Я взял его и сунул в карман комбеза, при этом неестественно откашливаясь.
Мы вышли во двор. Леша запер флигель на ржавый висячий замок и пошел вперед, показывая, что доверяет мне и не опасается быть ко мне спиной. Но я не захотел исполнять роль конвоира и, мы вышли на улицу, поравнялся с ним.
38
Ближайшее к нам кафе «Встреча» располагало всего тремя круглыми столиками, но в это время там редко когда было много народу. На этот раз оно вообще пустовало. Леша застрял у запотевшей витрины, разглядывая пирожные и напитки в бутылках, а я, раз он взял инициативу в свои руки, сел за ближайший к выхода столик. Отсюда, из полусумрачного помещения, дверной проем казался охваченным пламенем; из него тянуло доменным жаром, и смотреть в ту сторону, не щурясь, было невозможно.
Я не думал над тем, что готовится сказать мне Леша, потому
Черная худая кошка, пошатываясь, зашла на порог кафе. Ее маленький розовый язычок по-собачьи торчал между зубов, будто кошка доедала и никак не могла доесть ломтик ветчины. «Родиться в черной шерсти на Южном, берегу Крыма — страшное невезение», — подумал я. Две молодые женщины в шортах и широкополых соломенных шляпках, лузгая семечки шли от остановки автобуса в сторону кафе. Сейчас сядут рядом с нами, закажут по чашке кофе и будут трепаться не меньше часа. При таком со седстве особенно не поговоришь. Придется держать себя в руках и на резкие ноты не скатываться.
На миг опережая пылевое облако, рядом с кафе остановился новосветский автобус. Через передние двери по одному стали выходить пассажиры, расплачиваясь с водителем. «Сейчас перетекут сюда», — подумал я, глядя на бронзовеликих людей.
И тут произошло событие, которого я даже предположить не мог. Леша как-то боком наехал на столик, опрокидывая его вместе со мной на пат, а затем молниеносно выскочил на улицу, сбивая по пути женщин. Те одновременно вскрикнули, повалились друг на дружку и не сразу разразились ругательствами. Пока я выбирался из-под стола, Леша в несколько прыжков достиг автобуса и за мгновение до того, как закрылись дверцы, нырнул внутрь. Автобус будто только этого и ждал, он резко сорвался с места и погнал в Новый Свет.
На пороге я споткнулся и, с трудом удержавшись на ногах, вывалился на улицу; тяжело дыша, постоял посреди дороги, провожая взглядом пылевое облако, потом сплюнул и выматерился.
— Ну ладно, — произнес я сквозь зубы, задыхаясь от бешенства. — Я тебя достану… Я выслушаю тебя в сизо! Я посмотрю, как ты еще будешь со мной шутить…
Сотрясать словами воздух — самое глупое занятие, особенно в моем положении, после того как я по собственной вине упустит Лешу.
Не снижая темпа, я дошел до барбакана. Мои шаги отзывались гулким эхом в проеме ворот, где царствовала прохлада и тянуло легким сквозняком. Билетерша не остановила меня — она знала в лицо всех местных, которым можно было посещать крепость бесплатно. Ветеран, черт возьми! Заслужил право проходить через ворота, а не перелезать через забор, как делали почти все курортники.
На привратной площади, где аляповато, как инородное тело, громоздилась сколоченная по случаю фестиваля итальянской культуры сцена, я наконец остановился. Пологий склон, покрытый выжженной на солнце травой, когда-то держал на себе дома, склады и казармы древней Сугдеи. Сейчас он больше напоминал пастбище, и одинокие туристы бродили по нему в самом Деле как измученные жарой и однообразной пищей овцы. За годы жизни в Судаке я поднимался по тропам и гладким, отшлифованным ступеням, вырубленным в камне, до Девичьей башки десятки раз; все здесь было мне привычно и знакомо, как во дворе собственной дачи. Но сейчас я смотрел на гигантскую пирамиду с любопытством и даже восторгом. В лучах заходящего солнца корона Девичьей башни казалась кроваво-красной, будто наклеенной на неправдоподобно синее полотно неба, в него врезалась изумительно четкая гребенка стены второго яруса; отсюда, из ворот, крепостная гора выглядела совершенно неприступной и напоминала плечистого Атланта, стоящего спи-пой к морю и спокойно созерцающего человеческую суету.