Закон
Шрифт:
Каждый год трабукко требует ремонта. После особенно свирепых бурь рыбакам приходится ставить новую стрелу, заменять трос. Однако и техника ловли, и внешний вид самого трабукко остаются неизменными. Всякий год чуть отличаясь от прежнего и все же точно такое же, подобно живому существу, которое старится и все-таки остается самим собою, трабукко стоит себе на месте сотни, а то и тысячи лет.
Теперь Франческо бегом спустился с гребня мыса, через сосновую рощу.
Пещера, где назначила ему свидание донна Лукреция, расположена в глубине бухточки, совсем рядом с оконечностью мыса; перед ней узенький отрезок
Франческо бегом спускается к бухточке. Он по-прежнему считает, что донна Лукреция выбрала для их свидания самое неподходящее место. Ну почему из всех пещер - а их на берегу десятки - она выбрала именно эту, самую близкую к трабукко, где их легче всего засечь, да еще изволь переться до нее по жаре пешком? Спускаясь к бухточке, он заметил за соснами рыбаков, правда, они его за стволами видеть не могли. А все-таки ужасная глупость - назначить свидание в такой непосредственной близости к ним. Он то и дело замедляет шаг, его так и подмывает повернуть обратно. Но раз уж столько пройдено, а главное, раз уж начался спуск, будь что будет.
С того места, где сейчас находится Франческо, трабукко похоже на старинные стенобитные машины, такие изображают на гравюрах в книгах, издаваемых для военных училищ. Гигантская осадная машина, установленная на самом острие мыса, тянется к гряде туч, которые гонит либеччо, плотной завесой закрывающих горизонт.
Донна Лукреция чуть опаздывает, возлюбленный опередил ее; шагает она крупно, спокойно, по тропинке, бегущей вдоль гребня утеса, и от нескромных взглядов ее закрывает густой подлесок.
Выбрала же она эту пещеру, пожалуй, потому, что ей известно ее название. Пещера зовется Тосканской с тех пор, как археологи из Пизы производили там раскопки. Предполагалось, что еще до постройки порта Урия здесь находили себе убежище греческие мореходы, и, исходя из этого предположения, экспедиция рассчитывала обнаружить вазы, монеты, инструменты. Однако обнаружили лишь кости. Когда тосканцы еще вели раскопки, донна Лукреция приезжала сюда вместе с мужем и доном Чезаре, и разговор шел о Полифеме и Одиссее; было это вскоре после их свадьбы, когда они еще интересовались такими вещами.
Все прочие пещеры безымянные, во всяком случае безымянные для донны Лукреции. Недоставало только, чтобы Франческо ждал ее в одной пещере, а она в другой. Поэтому-то она и уточнила в своем письме: “Тосканская пещера, рядом с трабукко, там, где археологи производили раскопки”. Она подчеркнула одной чертой слова “рядом с трабукко” и двумя чертами подчеркнула слова “где археологи производили раскопки”. Еще одна привычка, перенятая от мужа, - подчеркивать отдельные слова, однако привычка эта как нельзя лучше соответствовала ее собственному вкусу к точности. Запечатав письмо, она велела Джузеппине доставить его по адресу.
Франческо первым вступил на узенький пляжик, расположенный в глубине бухты. Ложе потока обрывается здесь круто, почти отвесно, так что последние метров пятьдесят приходилось спускаться
Пляж невелик - шагов пятьдесят в длину и шагов пятнадцать в ширину. Когда плывешь вдоль берега на лодке, его и вообще не заметишь, если, конечно, не знать, что он существует, просто узенькая полоска белого песка, и жмется она к подножию утеса в глубине бухты.
По сравнению с размерами пляжа вход в пещеру кажется огромным. Просто пролом во всю ширину бухточки, с противоположной от трабукко стороны. Так и кажется, что скала разинула рот, раскрыла свою ненасытную пасть.
Еще находясь на пляже, Франческо решил, что достаточно одного взгляда, чтобы изучить внутренность пещеры. Ему встречались пещеры куда более таинственные. Он снова подумал, что донна Лукреция поступила весьма и весьма неблагоразумно, выбрав эту зияющую пасть, открытую даже беглому взгляду. Достаточно хотя бы лодке просто приблизиться к берегу.
Только когда он сам проник в пещеру, где пятнами лежала густая тень, он понял, что за первым проломом есть еще тайники. Но пусть сначала глаза попривыкнут к темноте.
Почва под ногами была неровная, в левой стороне горбилась уступами, шла террасами, вся в выступах, выбоинах, в зазубринах, еле освещенных светом, который, казалось, сочился из самой толщи каменного свода. Зато с правой стороны почва оседала, открывая вход во вторую залу, глубоко уходящую в самое нутро гористого мыса, сверху она была накрыта, как куполом, хаотическим нагромождением камней, вершина его терялась где-то высоко во мраке, а еще дальше угадывался вход в третью залу, за траншеей, вырытой тосканскими археологами.
Добравшись до конца первой залы, Франческо обернулся лицом к свету. В зубчатое отверстие вписывалась вся бухта, затянутая легчайшей дымкой, что объяснялось преломлением солнечных лучей на поверхности воды, перешеек, оливковые плантации дона Чезаре, белоснежные террасы Порто-Манакоре, идущие вверх к подножию храма святой Урсулы Урийской, пляж, апельсиновые и лимонные плантации. Из этой-то знойной дымки и возникнет донна Лукреция.
В пещере было холодно. Почва сырая, того гляди поскользнешься. От влажных каменных стен идет какой-то подозрительный запах.
Вдруг внимание Франческо привлек свет, который, казалось, сочится слева сквозь скалистые глыбы. Он вскарабкался по каменистым зубьям, добрался до выступа, до миниатюрной терраски. Тут только он обнаружил, что сбоку в скале есть пролом, оттуда-то и падал дневной свет.
Через это отверстие, находящееся в глубине пещеры с левой ее стороны, чуть выше уровня моря, он увидел трабукко. Всего в двухстах - трехстах метрах отсюда. Франческо видны были снизу раскинутые веером стрелы, нависшие над морем, видно было все хитросплетение тросов, канатов и веревок. Сигнальщик стоял на середине центральной стрелы, держась обеими руками, как распятый, за боковые канаты, голову он нагнул, внимательно следя за всем, что происходило там, в морских глубинах.