Законник Российской Империи. Том 2
Шрифт:
— Именно так, Аркадий Львович, — ответил я, ставя чемодан на стол. — Здесь образцы костюмов, как и обещал.
Я открыл чемодан, и перед его глазами предстали пять нарядов, каждый из которых был настоящим произведением искусства, на мой вкус. Голицын, казалось, на мгновение потерял дар речи. Его глаза округлились, а руки невольно потянулись к тканям.
— О, это… это просто… — он замер, не находя слов. Затем вдруг повернулся к двери и крикнул: — Николай! Ирина! Быстро сюда! Надо разместить всё на манекенах! Я должен это видеть!
Через пару секунд в кабинете появились
Когда все костюмы были готовы, Аркадий Львович подошел к каждому из них, изучая каждый шов, каждую деталь. Он проводил рукой по тканям, оценивая их качество, и, наконец, повернулся ко мне с блестящими глазами.
— Максим Николаевич, — начал он, и его голос дрожал от восхищения, — ваш дизайнер — это просто гений! Это именно то, что я хотел увидеть! Хотя, честно говоря, даже представить не мог, что будет настолько потрясающе. Эти костюмы… они невероятны! Это новый уровень. Мы устроим настоящий фурор на показе! Я правильно понимаю, что дизайнер сам же и занимается пошивом? Это же просто волшебно! Конечно, видно, что самоучка, но подобное исправляется с опытом.
Видимо, ответы ему не особо были нужны, Голицын сам себе на уме. Но, несмотря на весь его восторг, я предпочитал оставаться реалистом.
— Не стоит торопиться с выводами. Я рад, что вам нравится, но не стоит забывать, что они должны понравиться публике
— О, не волнуйтесь, — рассмеялся Голицын. — Я уверен, что это будет успех — у меня на это развито чутье, иначе я бы не был так успешен в этом деле. Мы назначим показ через неделю, как и договаривались.
— Ах да, Аркадий Львович, — я сделал вид, будто вспомнил нечто незначительное, — у меня есть небольшая просьба. Сущий пустяк. Я хотел бы сделать сестре подарок. Не могли бы вы пригласить Анастасию Николаевну Темникову представить женский наряд на вашем показе?
Голицына на мгновение замер, а затем его лицо буквально озарилось.
— О, это будет великолепно! — воскликнул он, хлопнув в ладоши. — Анастасия Николаевна — настоящая красавица, и она идеально подойдет для этого наряда! Конечно, ей нужно будет научиться правильно ходить на показе, но это не такая большая проблема. Я отправлю ей официальное приглашение и укажу, куда подойти для обучения. Ради такого лично напишу, от руки!
Его реакция меня порадовала. Я мог с уверенностью сказать, что он делал это не ради дальнейшей выгоды, и не чтобы понравиться мне. Он действительно нашел эту идею привлекательной. Впрочем, молодой аристократ прямо фонтанировал эмоциями, и я не мог сказать, что он переигрывает — просто сам по себе Голицын был именно таким вот человеком.
— Благодарю, — кивнул я. — Она быстро учится, так что справится.
—
— Будет видно, друг мой. Будет видно.
Вернувшись домой к вечеру, я сразу заметил что-то неладное. Обычно в это время в поместье царила тишина и порядок, слуги спокойно занимались своими делами, не привлекая внимания. Но сегодня всё было иначе. Во дворе царила явная суматоха — слуги собрались небольшими группами, перешептывались, оглядывались в сторону дома с тревожными взглядами. Это была не та спокойная атмосфера, к которой я привык, а нечто совершенно иное. Что-то случилось, и судя по выражениям их лиц, это было что-то серьёзное.
Я замедлил шаг, оглядывая происходящее вокруг. Взгляд упал на Милу, которая стояла у края двора, явно взволнованная. Она была здесь, снаружи, а не внутри, где обычно проводила время, занимаясь домашними делами. Это уже само по себе было странным. Увидев меня, тут же направилась ко мне, беспокойство читалось в её глазах.
— Мила, что происходит? Почему все снаружи? — спросил я, нахмурившись. Слуги смотрели на нас, но никто не решался подойти ближе.
Она взволнованно оглянулась на дом, словно боялась, что нас могут подслушать, а затем тихо, почти шёпотом, начала говорить:
— Господин… он… он в ярости, Максим Николаевич. Никогда его таким не видела. Выгнал всех нас наружу. Оставил в доме только двоих слуг. Хозяйка и её сын… они чем-то провинились. Но никто не знает, что именно произошло. Служанки, что работают здесь уже достаточно давно, говорят, что никогда не видели господина таким. Даже его голос… он кричал так гневно… Мы все волнуемся.
Я поднял брови. Отец был, конечно, человеком с железной волей, и его редко видели в дурном настроении, не говоря уже о ярости. Но чтобы вот так вот — выгнать всех слуг и оставить лишь двоих? Это явно было нечто из ряда вон выходящее. Что же могло так вывести его из себя?
— Понятно, — протянул я, задумчиво оглядываясь на дом. — Знаешь, что именно произошло? Может, кто-то слышал?
— Никто не знает точно. Но говорят, что это как-то связано с хозяйкой и Александром Николаевичем. Они внутри, около кабинета господина. И господин приказал, чтобы никто не смел туда входить.
— Никто, говоришь? — я усмехнулся, понимая, что это явно не распространяется на меня. — Не беспокойся, Мила.
Она посмотрела на меня с явным волнением, когда я направился к двери.
— Но, молодой господин, Николай Владимирович был очень… очень гневен. Он кричал, чтобы никто не смел входить.
Я лишь усмехнулся, не реагируя на её предостережение. Отец мог гневаться сколько угодно, но я не собирался стоять в стороне, когда что-то происходило в моей семье. Да и, если честно, мне уже начинало казаться, что это всё как-то связано со мной. Возможно, именно мои действия или какие-то события, к которым я был причастен, стали причиной этой вспышки ярости. Но догадки были бесполезны, пока я не узнаю всё из первых уст.