Законник.
Шрифт:
В толпе дворян и состоятельных горожан, стоящих по левую руку от эшафота, в так называемой Белой части площади, раздался истошный женский крик. Мгновением позже дернулся и капитан. Но, почувствовав, что в его плечи вцепились воины Правой Руки, с ненавистью прошипел:
— Законник…
Граф Утерс и бровью не повел:
— Касательно остальных солдат городской стражи, уличенных в мздоимстве, я скажу следующее: барон Одвид Кижер взял на себя их вину и пообещал лично ответить
В устах Ронни слово 'сегодня' прозвучало с такой угрозой, что задергались даже латники, стоящие спинами к эшафоту. А в толпе простонародья раздались смешки…
— Ну, и последнее. Проверки гарнизона, подобные этой, будут проводиться регулярно. Поэтому всем тем, кто собирается продолжать свой преступный промысел, можно начинать прощаться со своими десницами… Палач?
— Да, ваша светлость! — дюжий мужчина, прячущий лицо под красным колпаком, вытянулся в струнку.
— Можешь приступать…
Глава 3. Король Иарус Молниеносный
Кристально кристально-чистый голос маэстро Велидетто Инзаги, раздающийся в Большом зале для приемов, обычно заставлял короля забывать про все и вся. Чарующий голос кастрата творил с душой Иаруса Молниеносного что-то необыкновенное, и открывал в словах обычных, в общем-то песен другой, скрытый смысл. Стоило ему запеть, и перед мысленным взором восседающего на троне Иаруса возникали неприступные замки и бескрайние степи, штормовые моря и заснеженные пики, прекрасные принцессы и мужественные воины. Даже гимн 'Славься, Делирия, в веках' певец исполнял с таким чувством, что известные с детства слова начинали искриться новыми гранями. И стремление к расширению королевства, прописанное в нем давно забытым поэтом, горячило кровь короля и вызывало в нем неудержимое желание расширить Делирию 'от царства тьмы и до Эмейских гор'.
Правда, в этот раз, слушая чарующий голос маэстро Велидетто, Иарус Молниеносный почувствовал не привычное томление души, а легкое раздражение: для того, чтобы раздвинуть границы королевства до этих самых Эмейских гор, требовалось захватить Элирею. Ту самую Элирею, в которой, кроме набивших оскомину воинов Правой Руки, вдруг появился еще и свой Видящий!
'Ничего… Войти в силу я тебе не дам… А когда тебя не станет, я сравняю стены Арнорда с землей. И построю на месте дворца Скромняги огромный хлев…' — слушая заключительное 'Славься-а-а-а', пообещал себе король. А к моменту, когда в зале прозвучал густой бас церемониймейстера, объявляющего о появлении в Большом зале для приемов военного вождя народа равсаров Беглара Дзагая, монарх успел настроиться на рабочий лад.
Однако удержаться в этом состоянии ему удавалось недолго. Как только в дверном проеме возник силуэт горца, как Иарус Молниеносный почувствовал, как его охватывает фамильное бешенство: военный вождь равсаров оказался на две головы выше и в полтора раза шире латников, стоящих по обе стороны от дверей!
— Его называют Равсарским Туром… — восхищенно прошептал стоящий рядом с троном
'Тур — это горный козел…' — ревниво сравнивая руки воина со своими, злобно подумал Молниеносный. И… чудовищным напряжением воли убрал правую ладонь с рукояти меча, а с лица — выражение угрозы…
Тем временем Беглар Дзагай и его немногочисленная свита добрались до центра зала, и, проигнорировав инструкции, полученные от церемониймейстера, замерли не на выложенном мореным дубом черном квадрате, а всего в паре шагов от трона! Потом Равсарский Тур скрестил руки на груди и рыкнул:
— Ты позвал, и я пришел… Говори…
'Дик и совершенно неуправляем. Ни во что не ставит своих врагов и всех не-равсаров. Способен на любую подлость… но только по отношению к чужим. Зато со своими соплеменниками — пример для подражания: кристально честен и болезненно справедлив…' — мысленно повторив про себя характеристику, данную Беглару Дзагаю бароном Игреном, король Иарус шевельнул пальцем, и начавшийся в зале ропот мгновенно стих…
— Добро пожаловать в Свейрен, вождь! Крови врагов твоему мечу, мужества — твоим сыновьям, и дерева — твоему очагу…
— Твердости твоей деснице, остроты — взору и силы — чреслам… — услышав знакомое приветствие, привычно отозвался вождь. А потом криво усмехнулся: — А что, кроме этих слов, ты знаешь о равсарах, долинник?
— Немногое… — не отрывая взгляда от черных глаз горца, усмехнулся Иарус. — Вы — воины. Держите данное Слово. И что чтите заветы своих отцов. Для меня этого достаточно…
— Достаточно для чего?
— Для того чтобы предложить тебе свою руку… — Иарус повторял вызубренные предложения слово в слово. Не позволяя себе добавлять в них ничего лишнего.
— Для того чтобы предлагать руку равсару, надо… — начал, было, Тур. Но закончить предложение не успел: повинуясь жесту Иаруса, Таран сделал шаг вперед и протянул вождю окровавленный мешок.
— …надо быть равсаром… — кивнул король Иарус. — Или тем, кого равсар назовет своим братом…
Беглар Дзагай щелкнул пальцами, и один из его воинов, скользнув вперед, принял из рук телохранителя Молниеносного кровоточащий подарок. А потом, заглянув внутрь мешка, расплылся в ослепительной улыбке!
— Что там? — нахмурился Тур.
— Голова Шайдара, дватт!
— Что? — с лица вождя мгновенно слетела маска невозмутимости, и он, вырвав из рук своего соплеменника мешок, вытряхнул на пол его содержимое…
— Голова… И печень похитителя твоей сестры… — негромко сказал Молниеносный. И, увидев выражение лица горца, мысленно пообещал себе наградить графа Игрена.
Подняв с пола голову своего бывшего соплеменника, Равсарский Тур с омерзением плюнул в мертвые глаза, а потом вопросительно посмотрел на короля: