Законы отцов наших

Туроу Скотт

Внезапно на меня снисходит просветление. Мне ясно, что здесь делает Джексон. Он не только защищает Хардкора. Он следит за тем, чтобы не пострадали интересы Ти-Рока, Кан-Эля и всей его клиентуры из «УЧС». Я жестом прошу Айреса занять свое место, а Хоби просит меня отдать распоряжение судебному секретарю зачитать вопрос снова.

— Ничего подобного, — говорит Хардкор. — Это твои выдумки.

Ноздри Хоби раздуваются, как у гончей, почуявшей след. Впервые с начала перекрестного допроса я почувствовала, что Хардкора уличили во лжи. Очевидно, Хардкор и Айрес решили начисто отрицать

этот пункт. Если бы Хардкор сознался в участии, в сговоре с целью дачи взятки официальному лицу, условно-досрочное освобождение Ти-Рока оказалось бы под большим вопросом. И что еще хуже, Хардкору пришлось бы самому отказаться от надежды ограничить свое пребывание в Редъярде десятью годами.

— Значит, вы говорите нам, Хардкор, что никогда не предлагали денег сенатору Эдгару ни прямым, ни косвенным образом и не получали таковых через него? Вы это хотите сказать? Вы понимаете, о чем я вас спрашиваю?

— Ниггер, я понимаю тебя отлично.

Хоби стоит со спокойствием паралитика. Единственная движущаяся часть тела — кончик языка, который непроизвольно высовывается между зубами. Слово. Оно вонзилось в него как стрела. Между ними вдруг на мгновение разверзлась вся пропасть жизни черных, вековое наследие презрения.

— Прочитайте вопрос еще раз, — говорит он, наконец очнувшись, судебному секретарю и в то же время не сводит глаз с Хардкора.

Вообще-то отдавать такие приказания имею право только я, однако при данных обстоятельствах я не вмешиваюсь и не поправляю защитника, а киваю Сюзанне.

— Никаких денег я ему не передавал, — говорит Хардкор — ничего подобного не было.

— Ничего подобного, — повторяет Хоби.

Сейчас он перебирает бумажки, стоя на подиуме. Ему нужно выиграть несколько секунд, чтобы собраться. Хоби поводит плечом и опять расстегивает пуговицы на своем шикарном костюме зеленоватого оттенка. В ложе присяжных на журналистской псарне сейчас царит настроение, близкое к переполоху. Репортеры оживленно перешептываются. Взятка! Коррупция в верхних эшелонах власти. Дело выбивается из разряда ординарных, преподнося сюрпризы почти каждый день. Я вижу, как Дубински и Стюарт Розенберг что-то горячо обсуждают, едва не ударяясь головами. Почувствовав, что Сет старается поймать мой взгляд, резко поворачиваю голову.

— Послушайте, Хардкор, ведь для большей части того, что вы говорите о Ниле, нет никакого документального подтверждения, никаких звукозаписей, не так ли?

— Звукозаписи? Какие еще, к дьяволу, гребаные звукозаписи? Я что, диск-жокей, что ли? Звукозаписи ему еще подавай, — возмущенно пыхтит Хардкор.

— Значит, никаких документов. Ничего, что могло бы подтвердить подлинность всего, что вы тут говорите. Например, телефонный звонок, который вы, по вашим словам, сделали Нилу в то утро, когда уже произошло убийство. Нет никакой записи состоявшегося между вами разговора, да и был ли он?

Обвинение уже согласилось на подобную оговорку, и Хоби знает, что здесь он действует наверняка.

— А как же деньги? Это что, не доказательство? — удивляется Хардкор.

— Правильно, — соглашается Хоби. — Деньги. Единственная весомая вещь, на которой держатся ваши показания, не так ли?

Хоби прав,

но это уже аргументация, а не вопрос, и я принимаю протест обвинения.

— Хорошо, но разве обвинители не говорили вам, Хардкор, какое огромное значение имеют деньги?

— Деньги — это деньги, парень. Они правят миром.

— А я думал, любовь, — говорит Хоби через плечо.

Он опять начинает расхаживать по залу своей пластичной крадущейся походкой. Модные туфли из крокодиловой кожи почти неслышно касаются истертого коврового покрытия.

— Вы же понимаете, что мешок с деньгами, который вы предоставили в распоряжение прокуратуры, был ключом к подтверждению ваших показаний, верно? Вряд ли вам удалось бы выторговать для себя столь выгодные условия сделки без этих денег, которые так кстати оказались у вас под рукой, не так ли?

— Не гони фуфло. Не было тут никакой подставы, потому что я в натуре получил эти гребаные деньги от него, ясно?

— О да, деньги у вас были, это точно, — насмешливо произносит Хоби. — Сколько денег, Хардкор, вы выручали ежедневно от продажи наркотиков — пять тысяч долларов?

Хардкор увиливает от прямого ответа. Он не знает.

— Две тысячи?

Хардкор пожимает плечами.

— Сколько людей, вы сказали, работали на вас? Из ваших слов получается, что их было пятеро. А может быть, семьдесят пять? Наверное, это ближе к истине?

— Ну уж нет, парень. Ты здорово преувеличиваешь.

— В самом деле? Давайте-ка поговорим о ваших машинах, Хардкор.

Хоби принимается выворачивать свидетеля наизнанку. Драгоценности. Недвижимость. Женщины, которых он содержит. Хоби запасся копиями рапортов из подразделения, занимающегося наркопреступлениями. В них содержится информация, полученная от осведомителей, и результаты регулярного наружного наблюдения. В год Хардкор тратит сотни тысяч долларов. Как говорится, факты — упрямая вещь.

— Послушайте, Хардкор! Выходит, у вас под рукой наличными всегда есть десять тысяч долларов, в любой день недели, верно?

Айрес насторожился и цепко ловит каждое слово. Почувствовав, что ему опять готовят ловушку, Хардкор взрывается:

— Вот что, ниггер, это он дал мне деньги! Понял? Так что заруби себе на носу!

Хоби опять замирает на месте. Он бросает молниеносный взгляд в мою сторону. Для меня этого вполне достаточно.

— Мистер Трент, если вы еще раз обратитесь к мистеру Таттлу в подобной манере, я оштрафую вас за неуважение к суду. Вы хотите посоветоваться с мистером Айресом?

— Именно так, судья.

Джексон опять встает и, точно классный руководитель в школе, укоризненно качает головой и помахивает пальцем.

— Следи за языком, — говорит он, и слова его хорошо слышны всем по эту сторону перегородки.

Сидящий в кресле Хардкор опускает голову. Он что-то бубнит себе под нос. Я могу разобрать лишь несколько слов: «Липучка гребаная!» Безусловно, он имеет в виду Хоби. Его настырность.

Хоби подходит к столу обвинения и забирает оттуда вещественное доказательство № 1 — деньги, разделенные на две части, которые находятся в двух чистых конвертах, и полиэтиленовый мешок, в котором они, по словам Хардкора, были принесены.