Законы отцов наших
Шрифт:
— Наверное, вы действуете друг другу на нервы?
— Нет-нет, — уверяет она. — Он говорит, что так хорошо ему давно уже не было, лет десять. Он счастлив. Вчера вечером дочка целый час проболтала с ним по телефону. Она думает, что он изменился, стал другим.
Уходя вчера с работы, я была полна решимости отчитать утром Мариэтту, пропесочить как следует. Назвать ее кумушкой, сплетницей, шпионкой, приказать прекратить совать нос не в свои дела. Однако, выспавшись, я подобрела и передумала. Поздним вечером мне вдруг захотелось позвонить Сету, но затем я вовремя вспомнила, что он повел Сару ужинать. Слушая разглагольствования
— Потрясающе, — говорю я, когда мы встаем и направляемся в зал суда. — Я хочу знать, что из этого получится.
У дверей судейской, с обратной стороны, стоит, переминаясь с ноги на ногу, Фред Любич. Очевидно, он поджидает меня здесь не слишком давно, иначе не стал бы терять времени, а вошел в судейскую. В руке у него несколько желтых бланков — ордера на обыск.
— Судья, время не терпит, честное слово.
Я рада видеть Любича. Мне приятно думать, что он понимает: данные им честные показания нисколько не уронили его в моих глазах. Они с Уэллсом хотят обыскать квартиру одного уличного грабителя, которого взяли час назад. По их мнению, у него должно храниться немало вещей, добытых в недавних уличных грабежах с применением оружия.
— Подозреваемый арестован в пиццерии «Джи энд Джи», 4577 Норт-Грили, — читаю я вслух. — Странно, почему ты все время задерживаешь их в пиццериях, Фред?
— У них волчий аппетит, судья. Они все время голодны. — Бросив взгляд в сторону зала суда, он спрашивает: — Процесс все еще идет?
— Угу, — отвечаю я, продолжая читать ордер.
— Значит, хорошие ребята выиграют?
— Кто бы они ни были.
Не говоря больше ни слова, смотрю ему в глаза, подписываю ордер и иду своей дорогой. Я должна буду взять пример с Мариэтты. Учиться на своих ошибках. Из зала доносится голос Мариэтты:
— Встать, суд идет!
Нынче Хоби вырядился как на свадьбу. Из-под полурасстегнутого жилета слегка выглядывают шикарные шелковые подтяжки, а из нагрудного кармана темного пиджака эффектно торчит уголок желтого носового платка. Он явно и решительно настроен на победу. Ходячий праздник. Приближаясь к скамье, Хоби, вальяжный адвокат, привыкший быть в фокусе внимания, напускает на себя самый высокопарный вид, на какой он только способен. При свете мощных ламп желтый платок начинает походить на яркий цветок.
— Если достопочтенный суд соизволил заметить, мой клиент запаздывает. — Он кивает подбородком на стол защиты, за которым никого нет. — Я попросил, чтобы ему позвонили.
В то же время мистер Мольто говорит мне, что обвинение закончило предъявление доказательств.
— Возможно, пока мой клиент отсутствует, мы начнем с выступлений, предшествующих вынесению вердикта, а после его явки вернемся к версии защиты. Если в том возникнет необходимость.
Его большие покрасневшие глаза, слезящиеся и загадочные, встречаются с моими. Эта встреча длится мгновение, которого достаточно, чтобы передать сообщение: «Я считаю, что заслуживаю того, чтобы дело закончилось моей победой прямо сейчас». Хоби предпочел бы, чтобы я оправдала обвиняемого за недостатком улик. Его расчет строится на том, что ни один здравомыслящий судья не станет выносить приговор на основании доказательств, предъявленных обвинением.
Даже Мольто не
— Обвинение закончило предъявление доказательств.
Рядом с ним сидят Монтегю и Руди. Я смотрю на них, и в воображении возникает образ революционного трио: горнист, барабанщик и знаменосец; израненные, в бинтах, они ковыляют под напеваемую ими мелодию строевой песни навстречу роковой неизбежности.
— Обвинение закончило предъявление доказательств. Слово для заключительного выступления предоставляется представителю защиты, мистеру Таттлу.
Хоби, не спеша, подходит к дубовой кафедре и занимает за ней место. На нем небольшие очки для чтения в восьмиугольной оправе, которые я нередко видела во время процесса.
— Прежде всего, судья Клонски, я хочу сказать о критерии доказанности сейчас, после того как обвинение официально заявило о завершении предъявления своих доказательств. Я знаю, что вы не объявите нам сейчас свой вердикт. Вы будете решать, достаточно ли доказательств, предъявленных обвинением и изложенных в чрезвычайно субъективном свете, для признания подсудимого виновным. Поэтому я не собираюсь объяснять вам, что, по нашему мнению, здесь произошло. Вчера вы получили об этом неплохое представление, однако я отдаю себе отчет в том, что в данный момент вы не можете вынести приговор на этом основании.
В то же время, ваша честь, вы можете и должны прийти к выводу, что версия обвинения провалилась и не выдерживает никакой критики. И она провалилась по одной причине, одной гигантской причине, которая заключается в том, что они сделали основную ставку на показания существа, оказавшегося невероятным лжецом, человека, которого мы все тут видели: Орделла Трента по кличке Хардкор.
Разумеется, я понимаю, что, как правило, в выступлениях сторон, предшествующих вынесению приговора, не затрагиваются вопросы о достоверности показаний того или иного свидетеля. Однако всем нам известны случаи, когда такие вещи случаются, когда неоспоримые факты, объективная истина говорят, что свидетелю верить нельзя, и я заявляю вам совершенно ответственно, что мы имеем дело именно с таким случаем.
Давайте не будем ходить вокруг да около. Абсолютно ясно, что версия обвинения строится исключительно на показаниях Хардкора. Мисс Баг, мисс Лавиния, не добавляет к этой версии ничего, решительно ничего, потому что, ваша честь, как мы узнали от детектива Любича, она была способна лишь повторять то, что ей говорили полицейские. Клиент говорит ей: «Ложись», — она ложится; полиция поет: «Эй-би-си», — и она поет вместе с ней. Но ведь мисс Лавиния и сама сказала, по-своему правдиво, что никогда и ничего не говорила против Нила.
Итак, что же у нас остается в конечном счете? Только этот тип Хардкор. И я не буду отнимать у вас зря время, объясняя вам, какой он закоренелый и опасный преступник. Не буду утомлять вас словами о том, что он не уважает правду, потому что она ему не нужна, что он не может быть частью нормального общества, потому что они органически несовместимы. Я не буду делать ничего подобного, потому что, ваша честь, мы доказали, что он лжет. — Когда Хоби стоит на подиуме и поднимает глаза, чтобы бросить взгляд на меня, то я вижу через стекла его очков, как двигаются его зрачки.