Законы отцов наших
Шрифт:
— Горго, — произнесла Лавиния, — сказал, что какой-то белый тип подкатит на машине и будет спрашивать Хардкора. И дальше я должна была подойти к нему и сказать, что пойду и приведу Кора, а затем вместо этого должна была позвать Горго.
— Как вы должны были сообщить Горго о прибытии жертвы?
— По мобиле.
— То есть у вас был сотовый телефон для наркобизнеса?
— Угу.
— И какой был номер?
Лавиния сообщает номер.
— А после того как вы позвали Горго, что вы должны были делать?
—
— То есть уходить оттуда?
— Ну да, делать ноги.
— Каков был дальнейший план? То есть было ли у вас какое-либо еще поручение?
— Угу, — произносит Лавиния. — После того как они его чиркнули бы и смылись, я, как мне сказал Кор, должна была вернуться к машине и подкинуть ему мерку, ну, положить на труп.
— А под меркой вы подразумеваете маленький пакетик из фольги, в котором содержится доза наркотиков?
— Угу, — подтверждает она. — Пыль. Кокаин.
— Хардкор говорил вам, что замысел состоит в том, чтобы придать всему вид, будто белый человек был убит в перестрелке между двумя соперничающими бандами, в то время как он покупал кокаин?
— Протест. Наводящий вопрос.
На этот раз Томми понимает, что допустил ошибку. Немного поникнув, он умолкает и обдумывает следующий вопрос.
Лавиния продолжает сама:
— Хардкор сказал мне, что все должно выглядеть так, как вроде пока этот тип покупал дозу, налетели «ГИ» и принялись палить почем зря.
— То есть ваша задача состояла в том, чтобы дать полиции именно такие показания? Что это дело рук «Гангстеров-Изгоев»?
— Угу.
Довольный собой Томми шагает назад к Руди, который напоминает ему, что остался еще один вопрос.
— И под выражениями: пришить, чиркнуть, шлепнуть — вы понимали дело так, что белого собираются прикончить из огнестрельного оружия?
— Угу.
— Ну что ж, ладно, мисс Кэмпбелл, а теперь вот что, после того как Хардкор объяснил вам все, вы с ним имели какой-либо разговор там, в той квартире на семнадцатом этаже?
— Нет, сэр. Насколько я помню, нет.
Томми делает резкий вдох через нос.
— А вы не спрашивали его, почему было необходимо убивать родственника Нила?
Она трясет головой с такой энергией, какую до сих пор еще не выказывала.
— Разве он не говорил вам, что делает это по заказу Нила?
— Протест! — Хоби грузно поднимает свою тушу из-за стола. — Протест, ваша честь! Нет никаких веских оснований задавать этот вопрос.
Он уже выражал подобную точку зрения во время вступительной речи Мольто. Томми смотрит на Хоби и буквально испепеляет его взглядом. Его мнение очевидно: Хоби с помощью взятки или каким-либо другим способом склонил свидетельницу к даче ложных показаний. В столь критический момент я решаю вмешаться и наклоняюсь в сторону Баг:
— Вы слышали мистера Мольто, мисс Кэмпбелл? Он утверждает, что Хардкор сказал вам, что делает это по просьбе Нила. Он говорил
— Нет, — отвечает Лавиния. — Я не собираюсь ничего говорить против Нила.
В зале суда воцаряется тишина. Свидетельница Томми переметнулась на другую сторону. Готовый ко всему Мольто проявляет решительность:
— Разве вы не утверждали в своих показаниях, данных четырнадцатого сентября полицейскому Любичу, цитирую: «Я спросила Хардкора, зачем нам поступать так с отцом Нила, и он ответил: „Мы делаем это по просьбе Нила“». Вы говорили это?
— Н-нет, — отвечает Лавиния.
— Вы узнаете этот протокол? — Томми подходит к ней, размахивая бумагами как флагом.
— Я этого не писала. Это не мой почерк.
— Это почерк дознавателя Любича, не так ли? И разве он не записал все в точности с ваших слов? И разве потом вы не подписали протокол? Разве не ваша подпись здесь внизу?
— Да, это написала я, только вот здесь свою фамилию. Остального я не писала.
— Но под всеми словами стоит ваша подпись, не так ли?
— Это просто моя фамилия, вот и все.
— А как раз перед вашей фамилией значится следующее: «Я подписываю этот протокол по своей собственной воле и желанию, без какого-либо принуждения с чьей-либо стороны, и заверяю, что все вышеизложенное записано с моих слов верно и без исправлений».
— Я в этом ничего не понимаю, — говорит Лавиния. Ее красивые темные глаза широко открыты, изображая абсолютную невинность. Вряд ли она могла бы сыграть лучше, даже если ей будут обещаны гречишные оладьи.
— И еще, мисс Кэмпбелл, разве не после вашей встречи с мистером Таттлом вы вдруг решили дезавуировать ту часть ваших показаний, в которых говорилось, что Хардкор сказал вам, что все делается по просьбе Нила?
— Я не понимаю, о чем вы говорите.
— О том, что вы лжете.
— Не-а, — возражает Лавиния. — Вот, стало быть, то, что я говорю сейчас, и есть истинная правда. И я никогда и ничего не имела против Нила.
— А вчера, мисс Кэмпбелл, вчера в присутствии мистера Сингха, детектива Любича и меня, когда мы встречались с вами в изоляторе для несовершеннолетних, разве вы фактически не сказали, что вспомнили, как Хардкор говорил, что это делается по просьбе Нила?
— Когда вы все начали уличать меня, кричать, что я вас подвела, и теперь мне не отделаться от М-1? — От обвинения в убийстве первой степени.
С закрытыми глазами Томми останавливается посреди зала. Сбылись самые худшие ожидания обвинителя: главный свидетель заупрямился и наотрез не хочет давать нужные показания. За столом защиты Хоби быстро делает какие-то пометки в своем блокноте. Его бестолковый клиент, сидящий рядом, по-прежнему пристально смотрит на девушку, и на его лице все та же дурацкая ухмылка. Баг, оставленная на время в покое, вдруг чувствует на себе взгляд Нила и, смутившись, опускает глаза.